- Нечего лыбиться! Уйду - чтобы порядок был. Машину подгонишь к злобинской, состыкуешь задницами впритирку и всю ночь - сторожить. Пропадет что-нибудь - значит ты, собака, продал. Голову оторву! За оружием смотри. Если что - убью!
Перед лицом солдата заплясал кулак, резко отдававший одеколоном.
Водитель поскучнел - Бочков был скор на расправу и имел тяжелую руку.
А к прапорщику после такого дружеского совета вернулось отличное настроение. Губы растянулись в улыбке, и он похлопал Семенова по острому, худому плечу.
- Служи, сынок, как дед служил, а дед на службу хрен ложил. Жди утром.
Бочков схватил крепкий полиэтиленовый пакет, где кроме водки лежал какой-то аккуратненький сверточек, перевязанный чуть ли не алой кокетливой ленточкой, и рысью заспешил в "инфекционку".
Появился прапорщик значительно раньше названного срока. Еще во всю гремели магнитофоны в госпитале, где гуляла добрая половина колонны. Видимо, не у одного Бочкова была там своя "королева красоты".
Прапорщик шел, спотыкаясь, не разбирая дороги, и злобно ругался.
С трудом он заполз в кабину. Семенов включил свет и обомлел. Лицо Бочкова - сплошь свежайшие ссадины и царапины. Из толстенной вывороченной губы сочилась кровь. Куртка в нескольких местах разорвана. Спереди - темные крупные пятна, спина в пыли и грязи. Судя по всему, кто-то очень долго валтузил прапорщика и катал его по земле. Причем ногами.
- Твою мать, твою мать, - упрямо произносил Бочков, то и дело поднося разбитые руки к лицу. - Твою мать, обезьяна джелалабадская.
Семенов схватил котелок и вывалился из кабины.
- Твою мать в три погибели, шлюха подзаборная, - как заведенный, продолжал заклинать Бочков.
Возле него озабоченно суетился водитель. Опускал кусочек марли в теплую воду. Потом, закусив губу, осторожненько, слегка прикасаясь, водил им по лицу и рукам Бочкова, стирая засохшую корочку.
Пьяный прапорщик, как малое дитя, послушно поворачивался в руках Семенова и все твердил.
- Мать твою так, блядь кабульская.
Наконец солдат закончил. Оторвал кусочек марли побольше, окунул в котелок и протянул прапорщику.
- К губе приложите. Поможет.
- Сигарету и выключи свет, - простонал Бочков.
Мир раздвинулся и замелькал разноцветными всполохами на аэродроме, переливаясь бесчисленными огоньками далекого города.
В кабине, искрясь, рдели красные точечки. Они то исчезали, то появлялись вновь.
- Козлы! Гады полосатые! - вспыхнул Бочков.
- Кто?
Прапорщика прорвало, и он закричал, давясь словами.
