Командир отряда, никогда не терявшийся ни при каких обстоятельствах, в этот раз, похоже, происходящего не понимал:
– Какое Бологое? Это же в другую сторону, они чего нас, через Питер отправили, такой крюк! – и кивнул Волошину. – Пойдём, надо прояснить, ерунда какая-то получается.
Ни начальник станции, ни военный комендант толком пояснить ничего не могли, откуда, зачем и главное, что теперь делать с отрядом, никто не знал. Начались звонки и переговоры с железнодорожным начальством, а прибытие отряда домой к международному женскому дню, похоже, снова оказалось под угрозой. Вместе с тем под угрозой оказался и зелёный американский рубль, почти уже выигранный в споре с замполитом. Тогда командир, умнейший всё же человек, пошёл на хитрость:
– Послушай, товарищ начальник, – начал он ласково, наклонившись над столом главного станционного руководителя, – у меня сто вооружённых бойцов, которые шесть месяцев провели в окопах, в боевых условиях. Сейчас они сообразят, что их завезли куда-то не туда, они же в мыслях уже почти дома, не знаю, как их удержать от необдуманных поступков. Может ты, дорогой начальник, найдёшь какой-никакой паровоз и отправишь нас от греха побыстрее. Ну, зачем вам тут сто вооружённых бойцов, подумай, а?
Вежливость и задушевность командира на станционных подействовала. Не более чем через час вагоны с отрядом были прицеплены к тепловозу и ночью доставлены в Ярославль. И уже следующим вечером, седьмого марта, поезд с отрядом переезжал Северную Двину, дома.
Оркестр грянул «Славянку». Перрон заполнился встречающими родственниками, милицейскими и городскими руководителями, прессой. Навстречу встречающим из вагонов повалили бойцы отряда. Смех и слёзы, визг детей и вспышки фотоаппаратов, оркестр надрывается бравыми маршами, праздник, не сравнимый ни с чем, праздник встречи. Волошин, оказавшись на перроне, искал глазами и не мог найти Татьяну. Что такое, жена не приехала встречать, такого ещё не бывало. Не знать о времени прибытия отряда она, работая в отделе, точно не могла, наоборот, должна была оповестить других. Что случилось? И тут Волошин увидел. Татьяна стояла у самой лестницы, позади всех встречающих, прислонившись к перилам, такая маленькая, худенькая, и плакала. Даже не плакала, просто слёзы текли непрерывными капельками по лицу и падали в снег. Волошин рванул навстречу потоку, через встречающую толпу:
– Ну, ты что, Тань? Всё хорошо, я дома, приехали, нормально всё, Тань, ты чего?
