Правильно – нервозность. Все или почти все, кто еще не умер или не прикован к постели, стали психами. Все беспокоятся. Никто не доволен. Всем все не нравится. Ничего нельзя гарантировать. Ничто невозможно удержать, утекает между пальцами рук, едва их коснувшись. Нет ничего драгоценного или, говорила моя мама, святого. Подавляющему большинству людей все по фигу. Отсюда и неологизм, то есть новое слово, в русском языке – «пофигизм». Любители и знатоки дают этому слову свои, более им понятные транскрипции, но суть от этого не меняется.
Маркс и Энгельс еще при жизни застали зарю индустриальной эпохи. Для нее характерно господство машинной техники. Отношения между классами практически не изменились, но внутри них начали происходить заметные перемены. Мускульный труд постепенно вытеснялся, менялся характер труда рабочего, а вслед за ним и крестьянина. Росла производительность труда. Расширялся слой инженерно-технической интеллигенции. Труд, если так можно сказать, заметно поумнел. Во все большую цену в обществе входили знания, особенно технического профиля.
Я в детстве застал расцвет этого индустриального общества у нас в СССР. Как сейчас помню, поголовное обучение. Учились все – от мала до велика. Учились днем и вечером. Тогда вошли в обиход вечерние школы рабочей молодежи. Все что-то конспектировали. У каждого в руках были учебники по химии, физике, алгебре. Меня это все совершенно не интересовало. К техническим дисциплинам я до сих пор испытываю, мягко говоря, аллергию. Но я видел, с каким увлечением всем этим занимались вокруг меня мои старшие сверстники. Самым уважаемым человеком для нас, пацанов, был – жутко выговорить! – инженер. У него была зарплата едва ли не полторы, а то и две тысячи рублей в месяц. Огромные по тем временам деньги, если не забывать, что машина «Победа» – сегодняшний аналог по значимости в обществе «Мерседеса-600» – стоила 16 тысяч рублей. На волне этой увлеченности страна поднялась из военной разрухи как на дрожжах.
Но еще лучше помню и другое время, другие песни и увлечения,– полнейшую девальвацию инженернотехнического труда. Инженер с конца 60 – середины 70-х годов постепенно превращался во второразрядную фигуру в нашем обществе. Вместе с этим печальным превращением происходили необратимые сдвиги и в самом обществе. На первые места вышли не те, кто действительно составляли ум, честь и совесть нашей эпохи, а люди с весьма жуликоватыми наклонностями, те, кто стоял у так называемого распределителя – должностей, продуктов, машин и прочих «нетленных ценностей», за которые готовы были глотку перегрызть.
