Сложно расти полукровкой в клане, где чистота происхождения самый важный фактор. Едва я стал оборачиваться, сам ушёл из дома, взяв с собой рюкзак. Оглядываться необходимости не было. Безразличная мать и ненавидящий меня отчим остались в прошлом после первой попытки меня убить. Именно тогда, когда я впервые изменился стало ясно, что отец у меня кто-то не из клана. Этого не простили отчего-то именно мне. А я не простил того, что мне в горло упёрся нож. Вырванная рука некоторое время подёргивалась. Мать кричала, её муж истекал кровью и орал как… как тот, у кого подросток оторвал руку. Убить меня из неродных никто не посмел, считая это проклятьем. До сих пор иногда вспоминаю затравленные взгляды соседей, когда я, весь залитый чужой кровью, брёл по улице. Они закрывали двери и шептали молитвы в спину. Будто они могщи бы их спасти. Было ли мне страшно? А кому бы не было? Я не знал, что делать и куда идти. Всё, что я знал о жизни стало глупым и бессмысленным.
Мир жесток. Никто не ждал меня за воротами кроме воспитательного лагеря или улицы. Пожив в подворотнях и брошенных домах, я понял, что хочу иного будущего, чем рвать глотки за бутылку или дозу. И сам пошёл в лагерь для дефектных. Оттуда попал к Меняющимся. Уж слишком очевидны были мои способности и уникальным вид. Попав в отряд Кинара, нашёл подобие семьи. Именно так. Мой собственный вид, состоящий из меня одного, до судорог желал свою стаю. И долгое время ею были мои товарищи. Пока я не нашёл девушку на брезенте, залитую кровью.
Сюда мы с кланом переехали с побережья. Многие отставные нашли себе пары и нам приглянулось место, где можно не беспокоится за будущее детей. Да и признаться, мне самому надоело постоянно кочевать. Иметь личный дом оказалось на удивление приятно. Собственное логово хоть и не успело обрасти толком ни мебелью ни пресловутыми занавесками, радовало покоем и ощущением стабильности. Мне с трудом удавалось представить в нём женщину или своих детей. Но ведь мозг не спрашивает разрешения мечтать и иногда я думал, как было бы здорово однажды вернуться в дом, где тебя ждут.
День, когда я привёз в него Лакми отобрал у меня возможность мечтать о ком-то другом. Та ночь, после которой она ушла, стала последней, когда моя берлога была мне по душе. Не радовало теперь в ней ни наличие крепкой кровати, не удовлетворял камин, который установили в гостиной. И зачем мне ковёр перед кованой решёткой, если на нём не будет лежать Лакми? Да, я заказал ковёр шелковистый на ощупь, глубокого шоколадного цвета, на котором девушка бы шикарно смотрелась. В свете огня. Особенно обнажённой. Я б её перед камином разложил не раз. Для этого и купил. Мне то он без надобности. Ведь я не мерзну.
