— Если ты переживешь их страсть? — Артур сделал вид, что задумался. — Ты превратишься в раболепную, жаждущую ласк сидов подстилку. Ты будешь сгорать в огне своей похоти, утратив всякий стыд, а каждый низший фейри будет считать тебя своею законной добычей. Они станут являться к тебе… Самые ужасные из них… До тех пор, пока желание окончательно не иссушит твои тело и разум. Я не лгал тебе, девочка, когда сказал, что смерть предпочтительнее. Мир фейри беспощаден даже по отношению к самым могущественным из нас, а для смертной человечки, он сравни аду.
Фейри… Наконец-то мой ум нашел за что зацепиться в этом водовороте бесконечных, лишенных всякого смысла слов. Теперь, я, кажется, стала кое-что понимать. Однако радоваться пришлось недолго. Нарисованная перспектива пугала не меньше, чем жестокая расправа.
— Я предупреждал тебя, Колокольчик. — В словах Безымянного звучало искреннее сожаление. — Жаль, что Предназначение настигло тебя раньше… Прощай, уверен, я буду тебя помнить, — склонившись ко мне, зашептал он и что-то вложил в ладонь.
Это «что-то» пронзило кожу, точно смазанная солью игла, но боль длилась так недолго, что я даже не успела вскрикнуть.
— Позови меня, если обманешь смерть и тебе понадобиться помощь, — сбивая с толку противоречивыми речами, напоследок сказал мужчина.
А затем ночь наполнили странные шорохи, и Безымянный исчез.
Там, где черная вода стоит недвижима. Где каменные вороны
охраняют покой священного древа, не лей слез на зеркало мглы.
Вместе с ними ты оставишь на том берегу своё сердце.
Итак, я осталась одна в компании решительно настроенных мужчин загадочного происхождения, вполне прозрачно демонстрирующих свои возмутительные намеренья. С исчезновением Безымянного на лес опустилась оглушительная тишина, в которой отчетливо звучало мое тяжелое дыхание. Впору было сравнивать себя с дичью, загнанной волчьей стаей, вот только у моих преследователей вместо когтей и клыков оказалась хищная, дурманящая разум красота.
Чтобы ни означало пресловутое «Предназначение», оно явно работало, протягивая между мной и мужчинами из сна странные, наполненные неодолимым притяжением и пронзающей сердце тоской, невидимые, но почти осязаемые нити. Я помотала головой, удивляясь разгорающемуся влечению, ведь по здравому рассуждению мне следовало их бояться, а не желать. Я и боялась, но то было несколько мгновений назад, а сейчас страх отступал, побуждая к опрометчивым поступкам. Борясь с собой, я попятилась.
