– Все они хороши до поры до времени, – пробурчал брюнет, усаживаясь обратно, – я еще отыграюсь…
Я выразительно кашлянул, и эти двое так удивленно воззарились на меня, будто впервые видели.
– Хм, – произнес блондин, открывая тонкую папку, лежавшую на столе. Хотя я руку бы дал на отсечение, что секунду назад ее еще не было, – так, посмотрим, кто тут у нас…
К горлу тут же подкатил ком дурного предчувствия. Почему-то почудилось, что в этой папке вся моя жизнь расписана от первого до последнего вздоха. И особо радужного на ум ничего не приходило, кроме того, что в детском саду регулярно рисовал маме открытки на восьмое марта и до пятого класса периодически выносил мусор. Потом решил, что домработнице за это платят и бросил сие неблагородное дело. А уж после гормонального всплеска в подростковом возрасте… Короче, гордиться было нечем.
– А что значит 20РН0211ПДТ? – быстро спросил, желая потянуть время, оттягивая неизбежное.
– Год, страна, город, день, месяц и причина смерти, – пояснил Раф, не отрываясь от папки.
– И что значит ПДТ? – живо заинтересовался я.
– Пьяный дебил на тачке, – фыркнул Афор, окидывая меня насмешливым взглядом, не обращая внимания на укоризненно изогнутую бровь товарища.
– Происшествие дорожно-транспортное, – со вздохом выдал блондин, поняв, что Афору совсем не стыдно.
– Одно и то же, – отрезал брюнет, мельком заглядывая в папку, – что ты там вычитываешь? Тут однозначно все, без вариантов.
Блондин как-то напряженно молчал, а я все больше чувствовал окутывающий меня страх, плавно перерастающий в какой-то беспричинный ужас.
– Что однозначно? – проговорил непослушными губами, не в силах сдвинуться с места.
– Однозначно в ад, молодой человек, только в ад, – Афор махнул рукой в сторону, и я вдруг обнаружил еще одну дверь.
Она была абсолютно черной, будто закопченной, играя светом и тенью в многочисленных вмятинах. Будто кто-то очень настойчивый пытался выломать ее изнутри. Безуспешно… В какой-то миг она чуть-чуть приоткрылась, словно от сквозняка, и меня обдало тошнотворной вонью из смеси пота, немытых тел, жареного и горелого мяса и химической гари.
Я рефлекторно отшатнулся, натыкаясь на любезно предоставленный до этого стул, едва не кувыркнувшись через него.
Не хочу туда! Куда угодно – рудники, урановые шахты, лесоповал, драить заплеванные подъезды! Только не туда! – едва не взвыл я, затравленно впиваясь взглядом в блондина, до сих пор не издавшего ни звука.
Но мне и не требовалось говорить – как оказалось, мои мысли ни для кого секретом не являлись.
