Наверное, в молодости у него была огненно-красная шевелюра. Сейчас клочки седых волос имели оттенок ржавчины, которую кто-то долго тёр проволочной мочалкой.
– Я бы посмотрел, что вы тут плетёте. Собственно, для этого я и приехал. И до меня здесь уже побывал один человек, возможно, вы его помните? Герман Хеллиг.
– Может, – он пошевелился под своим пледом, устраиваясь поудобнее. – Это очень возможно. Только меня ему не показали. Я ведь не на хорошем счету – капризен, задаю вопросы. Старую мебель гостям не показывают.
– Но я-то здесь.
– Так, может быть, вы не гость?
Безусловно, он не был крестьянином, слишком уж пропитался желчью и щелочью. Эта спрятанная усмешка в жёстких морщинах говорила о привычке к сильному ветру. Пальцы на месте, значит, работал не на станке. У нас говорили: хороший сапёр тащит в дом чужие обмотки.
– Вы работали здесь раньше. Уборщиком.
Он нахмурился:
– Так и написано в карточке? Поганец Алек! Работай-не работай, всё едино, скажут: коптил небо. У меня тридцать лет стажа, а с лопатой ходил два или три месяца. Совсем ничего. Слушайте, вы же знакомы с инспекцией по труду? Так и сообщите куда нужно про всё это безобразие! Сообщите! Сооб… Про всё… про… Хотя не нужно. Ничего не нужно.
Голос упал. Последние капли звука скатились с губ и он замолчал.
Молчал и я.
– Жизнь впустую. Как это вам понравится?
Пауза. Он очень хотел, чтобы я начал его расспрашивать. За окном дождь постукивал о стекло, и я подумал о том, где сейчас Афрани. Нельзя выпускать её из виду. Никак нельзя. Есть бочка с листьями, и огромное количество сточных труб, где-то под цоколем, наверняка, есть подвал, и где-то должен быть морг, где они хранят трупы, пока «Рейлбанн-экспресс» не увезёт их обратно на родину.
– По крайней мере, здесь очень обильно кормят. Как инспектор, вы должны были это отметить.
– Я и отметил.
– И что?
Я пожал плечами.
– На передовых позициях всегда кормят прилично.
– Стало быть, вы поняли.
Он прикрыл глаза – измождённый старик, похожий на летучую мышь. Любопытно, в качестве кого он трудился прежде? Конторщик, телефонист или разнорабочий? Мне бы пригодились умелые руки.
– Путеец, – сказал он, словно прочитав мои мысли. – В прошлом путевой инженер. Вы, друг мой, не смотрите, что я тощ как пугало. Рак желудка никого не делает красавцем. Между прочим, у вас тоже бланш под глазом, а я не зову на помощь.
– Это знак отличия.
– Знак того, что вы молодой болван. И они вас не выпустят.
– Жизнь – мозаика, – возразил я.
