Добровольно проданная | страница 14



Константин убирает волосы с моей груди, откидывая их назад. Зажмуриваюсь в ожидании, что он начнет меня трогать. А я не хочу! Мне хочется лишь одного — бежать. Но он не трогает. Обходит меня, становится позади, настолько близко, что я кожей чувствую ткань его пиджака. И опять давящая тишина, разбавленная моим прерывистым дыханием. Нужно как-то перебороть этот страх. Мне, в конце концов, предстоит провести много времени с этим мужчиной, но, кажется, это невозможно. Дышу, как меня учили: глубокий вдох, задерживаю дыхание, насколько могу, и выдыхаю. Сжимаю кулаки, когда по телу проходит озноб. Адамади наклоняется, убирает волосы с моей шеи, лишь слегка прикасаясь кончиками пальцев, и глубоко втягивает мой запах, а потом еще и еще. Он дышит мной!

— Сколько тебе лет? — вдруг спрашивает он, и в его голосе что-то меняется, он становится более тягучим, бархатным, завораживающим.

— Девятнадцать, — а вот мой голос срывается на писк.

— Слишком юна, непосредственна и невинна. Глаза красивые, но очень много детской наивности. Ты не выдержишь, — вдруг констатирует он и еще раз глубоко вдыхает. Мужчина отходит от меня. — Ты мне не подходишь, — с нотками разочарования говорит он. — Можешь одеваться. — А я уже не могу сдвинуться с места, только обнимаю себя руками.

— Почему не подхожу?! — вдруг накрывает паникой. Если он меня не берет — значит, маме не сделают операцию в ближайшее время. И это значит… Страшно уже не оттого, что себя продаю, а оттого что все это напрасно.

— Я уже сказал: ты не выдержишь, не морально, не физически. Быстро сломаешься. А мне это неинтересно, — кидает он мне, даже не смотря, берет со столика свой телефон, застёгивает пуговицу пиджака и идет на выход.

— Стойте! — на эмоциях кричу я, чувствуя, как глаза наливаются слезами. Он мой единственный шанс. — Я выдержу! Чтобы вы не имели в виду! — обещаю скорее от шока. Я думала, самое страшное — это отдать ему себя. А оказалось, что самое страшное — это его нежелание меня покупать.

Гордость, чувство достоинства и страх где-то теряются, и я абсолютно голая делаю несколько шагов в его сторону. Мужчина оборачивается и приподнимает брови, словно дает мне последний шанс.

— Пожалуйста, я буду соблюдать все пункты договора, все, что вы хотите! Я не сломаюсь, я постараюсь…

— Тихо! — обрывает он меня. — Никогда так не унижайся! Тем более ради денег! — осаживает он и выходит из комнаты.

— Я не ради денег, я ради мамы, — проговариваю в пустоту комнаты, и из глаз брызжут слезы.