Было очень неприятно чувствовать себя жертвой, но, будучи запертой с ним в салоне самолёта, настроиться на позитивный лад у меня не получалось.
Нервными движениями попыталась запихнуть сумку на полку. Но что-то постоянно мешало. А мне не хватало роста, чтобы увидеть что именно. Ещё и сосед бесил до невозможности, нет бы встал и помог. Но мужчина погрузился в чтение журнала, а его габаритное плечо не позволяло мне подойти вплотную к креслу.
Ещё одно слишком резкое движение, и моя ручная кладь просто полетела вниз.
«Ой, там же планшет», – только и успела подумать, как сильные руки подхватили сумку, поставили на полку, закрыли крышку. Я даже не успела никак отреагировать. Просто стояла, закусив губу, боясь, что разревусь тут при всех.
Логинов наклонился к моему соседу и что-то прошептал ему на ухо.
– Конечно-конечно, – забормотал явно смущённый мужчина и куда-то ушёл.
– Садись, – Логинов указал мне на моё место у окна, то есть иллюминатора.
Я подчинилась, исключительно, чтобы не выглядеть истеричкой. Всё-таки из-за этого мерзавца я становлюсь неадекватной.
Дождавшись, когда я сяду и пристегну ремень, он вдруг опустился в соседнее кресло.
– Ну что, поговорим?
Я промолчала. Обернулась к иллюминатору. За окном убегала взлётная полоса. Жаль, что невозможно выпрыгнуть из взлетающего самолёта. Потому что именно это мне сейчас хотелось сделать больше всего на свете.
Пока мы взлетали, я сидела, отвернувшись от Логинова. Но чувствовала увеличение давления не только из-за набора высоты, но и от устремлённого на меня пристального взгляда.
– Нам нужно поговорить, – наконец повторил он.
У меня внутри всё сжалось. Вот сейчас Логинов скажет, что знает о Тёме…
И что тогда? Я не могла даже близко представить, как он себя поведёт. Не захочет ли забрать у меня ребёнка в отместку за годы молчания.
Поначалу, когда я только узнала о беременности, у меня ещё был шок. Я ещё не отошла от известия об измене самого важного для меня человека. Я была ещё очень зла, и мне даже в голову не пришло делиться с ним известием.
Да и сложно представить, как бы мы вместе воспитывали ребёнка. Два восемнадцатилетних подростка. К тому же для меня сама мысль о нём была болезненна.
По прошествии времени я остыла и успокоилась. Ненависти уже не было. А Тёма стал светом моей жизни.
Иногда у меня мелькала мысль о том, чтобы рассказать ему. Особенно, когда мой малыш начал спрашивать о папе.
