От его фразы неосознанно облизываю губы и сразу же одёргиваю себя за то, что сделала.
— Не пытайся завалить комплиментами, — говорю ему, чтобы не уходил от темы. — Расскажи, и я не буду вмешиваться в ваши дела.
Ворон резко отрывается от спинки кресла и переносит корпус чуть вперёд, делая глоток алкоголя.
— А ты готова знать правду, а, Крис?
Ответа на этот вопрос не было. Потому что, нет, я не была уверена.
Но вместо того, чтобы сказать то, что было в моей голове, киваю.
— Готова. Хочу знать всё. С чего начался конфликт. Почему твоя жена приходит ко мне в офис, прося познакомить её с Ромой, но при этом она уже его знает. Что это за игры? Мне нужно всё.
Воронов хмурится, вставая со своего места, и делает ко мне несколько шагов, присаживаясь напротив меня.
— Про них двоих ничего не знаю. Рассказать всё не могу, слишком личное для любопытных ушек. Всё, что тебе нужно знать — держись от Березникова подальше, как бы сильно ни любила его.
На последних словах он кривится.
— Почему?
Кирилл откидывается на спинку кресла, широко расставив ноги в стороны. Невольно опустила взгляд на его ширинку, но сразу же подняла его вверх, встречаясь с тёмными глазами. Заметил, блин.
— Как бы глупо это ни звучало, но он в буквальном смысле сводит девушек с ума, — усмехается, и я непонимающе смотрю на него, изгибая бровь. О чём он говорит? Рома взрослый человек и вправе спать и встречаться с кем хочет. Как и влюблять в себя девушек, а потом двигать ими.
— Не поняла.
— Просто держись от него подальше. Он как партнёр дерьмо, так и как товарищ. Муж так точно. Наш конфликт начался давно, с бизнеса, потом перешёл в личное, и с тех пор мы на дух друг друга не переносим. Он всё старается разрушить мой бизнес, но у него не получается. И даже с тобой он связался, чтобы попробовать уничтожить меня. С вашим проектом, если он, конечно, удастся, у него есть шанс, перехватить многих моих клиентов. Небольшой, но есть. Стоит ли говорить, что у него ничего не выйдет?
— И почему же? — спрашиваю нахально, почувствовав укол обиды. Это был и мой проект. И сейчас он задел меня за живое, когда он так с пренебрежением говорил о нём. Я из кожи вон лезу, чтобы расхлебать ту кашу, которую устроили Березников и Маликов.
— Чувствую, — самоуверенно произносит, на что я хмыкаю. — Не обижайся, девочка, это никак не относится к тебе.
— Сам ты девочка, — фыркаю, посчитав это за оскорбление. Мне скоро двадцать четыре, какая девочка? Если я — она, значит, он — дед.
