Homo Viridae: человек как вирус | страница 20



Не обращая внимания на феномен религии и без обсуждения процесса гоминизации, я попробую объяснить логику космологии первых приматов.

Смотрите. На планете однажды похолодало, и один вид обезьян вышибло с насиженных ветвей в лесо-саванну и саванну. Чтобы выжить, они научились бегать прямо. Из-за прямохождения поменялось внутриутробное развитие, и дети требовали заботы дольше. Пришлось придумать бабушек, а затем и вовсе осесть и начать обустраивать быт – от сбора охапки листьев и строительства очага до материнского капитала и ипотеки – вот это вот всё.

Но прямохождение наградило нас ещё одной интересной чертой. Мы, в отличие от зебры, сохранили опции перемещения и вверх, и вниз. А в отличие от лосося, мы смогли и плавать, и нырять, и лазить по деревьям, и прыгать в небо на метр, и с обрыва сброситься при желании, весело улюлюкая по-гоминидному. Казалось бы, такой простой факт, как банальное положение в пространстве, объясняет целую парадигму восприятия. Именно в таком случае палео-человек оказывается помещен в центр системы координат, состоящей, по большей части, из неизвестного и опасного. Чтобы начать в ней ориентироваться и побороть свои страхи, человеку нужно было объяснение: что находится вокруг, что сверху, что сзади, а что снизу. И если с ориентацией на местности в трех измерениях было просто, то с более сложными явлениями палео-человеку приходилось выкручиваться.

Происходило это так. Со временем собирательства и побирушничества стало недостаточно для добычи еды. Нужно было заниматься авантюрами. Если для самых ранних предков человека статичность была пользой – ведь каждый новый элемент способен привести к массовому вымиранию (имеется в виду тезис Андре Варагьяка «every innovation brought with it the danger of collective death») – то постепенный рост численности и конкуренции толкал нас от сбора корешков и моллюсков к охоте и новым изобретениям. Например, к тем, что были найдены на горе Драконов – практически Олимп китайской народной медицины.

Я говорю про Чжоукоудянь – это название местности в пекинском районе Фаншань, в центре которой возвышается Лунгушань (если точно – Гора костей дракона; 龙骨山). Название у горы такое, потому что у её подножия и в самой породе издревле находили огромные кости неведомых существ, которых тут же приписывали к мифическим и страшным и использовали в традиционной китайской медицине. Выход этой горы в свет традиционной науки состоялся в 1926 году, когда шведский геолог и археолог Юхан Гуннар Андерсон обнаружил в одной из пещер Лунгушаня зубы синантропа – этакого пекинского хомо эректуса, человека прямоходящего по Пекину,