Голос ровный и холодный. Ни разу я не слышала, чтобы королева кричала или громко смеялась. Мои воспоминания прервала Марисса.
— Вот, что делать с внешностью?
И любимые родственнички снова вдвоем уставились на меня.
— Нет и еще раз нет! — сказала тетушке, твердо глядя в глаза. Но графиня мой взор проигнорировала. Поднялась и обошла стул, на котором я сидела.
— Волосы покрасим, с одеждой тоже проблем не будет. Цвет глаз пусть таким останется…
— Ну, спасибо, — язвительно перебила графиню и та недовольно зыркнула на меня.
— Завтра поеду в город, там живет одна бабка… хорошие зелья варит… правда дорого, но ничего.
— Тетушка, у нас с Лиллиан разная магия, — язвительна произнесла я.
— Ничего, пока до магии дело дойдет, ты уже вылетишь с отбора, — махнула рукой Марисса. — А отцу скажу, что мы с Рьяной тоже поедем в столицу. Дочку же надо поддержать.
— Маменька! — радостно воскликнула Лиллиан и подбежала, чтобы обнять мать.
— Погодите! Я свое согласие не давала! Никуда я не поеду! — от возмущения соскочила со стула и топнула ногой.
Тетушка же хитро так на меня глянула и тихо произнесла.
— Ты же слышала про денежное поощрение. Оно будет твоим и в твоих интересах продержаться на отборе как можно дольше, не выдав себя. С таким приданным ты быстро найдешь мужа.
Но замуж я не собиралась, а вот поскорее уехать с братом от родственничков и вернуться в родное поместье, это да. Лишние монеты не помешают. К тому же я смогу поговорить с королем от лица Лиллиан о своем отце и кто знает, вдруг племяннице Его Величество разрешит увидеться с арестантом.
— Я соглашусь, но при одном условии… после отбора мы с Ричардом уедем.
— Да ради бога, — махнула рукой тетушка. — Скатертью дорога.
Месяц пролетел быстро. Сначала дни тянулись медленно, как патока. Тетушка наняла около десятка швей и работницы трудились круглосуточно. Дочь графа Брэдфорда должна была блистать на отборе. Дядюшка Хьюго спокойно воспринял новость, что супруга и ее племянница уедут в Лондон, чтобы поддержать Лиллиан. Он даже заметно повеселел, когда старшая дочь и Кэтрин отменили голодовку и спустились в столовую завтракать. Кузина сказала, что смирилась с решением отца и попросила передать письмо Дарену с просьбой не отменять помолвку. Граф довольно потер руки и сказал, что лично передаст послание отцу маркиза Шортера.
Ричард расстроился моему отъезду и старался вечера проводить не в дядюшкином кабинете, а в моей комнате.
— Ты же вернешься? — однажды спросил брат, а я наконец поняла, что его гложило.
