Горбатенко Анастасия Андреевна
Я не присматривалась тогда к старцу. С виду он был старичок с большими глазами. Был строгий ко всем, но ко мне относился хорошо, я ничего от него плохого не слышала. Я его боялась, потому что люди говорили, что он многих выгонял, не принимал. Пришла я однажды к старцу с одной болящей женщиной узнать, что он ей скажет. Когда пришли, то пришлось немного подождать, пока он окончит молитву и выйдет из келий. А он вышел из келий и пошёл, как бы больной, до помоста (лавочки) в саду, где он часто сидел и принимал людей.
— Ой, ой занедужав я, занедужав.
А сам между вишенками прошёл, постонал, постонал и обратно в келию зашёл. Так больше ничего и не сказал, ни он нам, ни мы ему.Но в скором времени всё прояснилось. Женщина тогда ещё не была сильно больна, а потом заболела и двадцать лет пролежала. Вот к чему были эти слова.Работала я в 1949 году на заводе МПС. И помню, шла со смены и решила зайти в Николо-Преображенский собор, а он был закрыт. Тогда я решила пойти к отцу Филиппу. А когда пришла, то стала около вишенки и стою, смотрю на него. Это было после войны. Много людей приходило к нему спрашивать за родственников. Кто живой или убит — всем отвечал притчами. Одна женщина, пришедшая уже после меня, подошла к старцу и стала просить:
Папочка, я принесла тоби ковбаски. А он:
Не надо, не надо.
А женщина уговаривает:
Ну, папочка, ну, визьмить, ковбаска така свижа.
Ну, запхни и за голенище мого сапога.
Она так и сделала. У неё впоследствии вернулся муж без ноги. А я всё это время стояла, смотрела на старца. А он говорит: «Ти не дивись на мене, а дивись на петуха i на кури-цю, як вони гарно убрались i бубенчик на головЬ. Я наклонила голову, а у моих ног и правда стоят и петух, и курица — и непонятно, откуда они взялись. Посмотрела я на них, а потом опять подняла голову и смотрю на старца. А он говорит: «Не дивись на мене, а дивись на петуха i на курицю». Я опустила голову, а их, как и не было, вокруг посмотрела: нигде их нет. Потом старец добавил: «Як пара ще, так тихо дають дорогу, а як батюшка ще, то не як-небудь дають дорогу, а тихо-тихо». Ещё и пальцем показал, как тихо. Много лет прошло, а его слова у меня и сейчас звучат в ушах, как будто только были сказаны. Через 20 лет слова его исполнились. Работала я в трамвайном парке, и там работала со мной девочка несовершеннолетняя. Я взяла эту девочку на квартиру, но с условием, что она будет ходить в церковь. Она согласилась, а через некоторое время уже пела в любительском хоре (на клиросе), а затем и в большой попала. Вышла замуж, а когда шли венчаться молодые, то все люди тихо им давали дорогу (шли мы от самого Иванишева Яра в Николо-Преображенский собор). Вспомнила я слова старца и говорю Вале (так звали невесту): «Вот увидишь, что Николай, твой жених, батюшкой будет». Так и получилось. Слова старца и исполнились. Пришли мы один раз вчетвером к старцу. Открыла двери в келию послушница, всех впустила, а мне сказала подождать. Через время и меня впустила. А с самого порога в келию была положена доска. Я увидела и испугалась, подумала, что это мне гроб предстоит, и спросила, почему это так? А какая-то женщина, находящаяся в келий, ответила мне: «Это вы будете строиться». А я в недоумении, ну, как же строиться, когда ни плана, ни денег, ничего нет? Тогда старец Филипп говорит мне: «Оце рано-рано уставай, щи на вулицю, шо треба буде тоби, то i будуть давати». А я себе и думаю, как мне будут давать, да ещё рано-рано? Но то, что сказано, то и сделано. Устроилась я работать уборщицей в стройуправление, а там сторожем работал одни раб Божий Николай. Так он мне, когда узнал, что я строюсь, и досок давал, и цемента, и на подшивку. В общем, всё, что нужно, для меня подыскивал. Сама я у него ничего не просила. С вечера шла я на работу, приберу сразу, а потом ночь отдыхаю, а рано-рано проснувшись, пока никого ещё нет, я за тачку и домой, а в тачке он мне уже что-нибудь приготовил. Вот так я и построилась. Старец Филипп мне не отказывал ни в чем, как что мне нужно, так и бегу я к нему.
