— Конечно. Это слишком гнилые люди, чтобы я оставил тебя одного.
Громов разозлился, но тактично смолчал, не видел сейчас смысла что-то говорить. Главное, что все прошло удачно.
— У меня для тебя новость. Банк, через который Талашина проводила свои махинации, знаешь чей?
— Чей?
— Власова. Того, чьим людям ты только что бабки отдал. Светку развели, счет не был заморожен. Фактически они его просто завернули.
— И давно ты в курсе?
— Пару часов.
— Значит, я сейчас…
— Нет. Ты сейчас все сделал правильно, они забрали свое, а тебе вернут то, что «заморожено» на счету. Люди умеют быть сговорчивыми, поверь…
— То есть ты меня использовал для каких-то своих делишек?
— Я просто договорился. Все слишком сложно, но не отдать им деньги здесь и сейчас было невозможным.
— Сука ты, Токман.
— Я говорил тебе подождать, с самого начала. Говорил, — Иван раздраженно стащил с шеи галстук.
— Мог бы разъяснить, почему и…
— Не мог. Не в этой ситуации, работа у меня, знаешь ли, такая.
— Работа, — Степан злобно оскалился, — ну да.
Громов качнул головой и шагнул в сторону проезжей части, где уже остановилось такси.
— Степ…
— Пошел ты.
В дороге он много думал. Анализировал произошедшее. Он понимал и не понимал Ивана. Их дружба подрывала здравый смысл, с друга ты всегда требуешь большего, а иногда даже невозможного. К сожалению, именно так устроен человек, он требовательное и не самое приятное создание на этой планете.
У больницы Степан расплачивается с водителем наличкой и сразу вытаскивает пачку сигарет. Хочет курить, до дрожи в пальцах. Сегодня он потрепал себе нервишки на годы вперед.
Делает крепкую затяжку, выдыхая густой дым в небо.
Выбросив окурок, Громов поднимается к Ульяне, еще в первый день договорился (приплатил кому надо), чтобы пускали в любое время. Тихо открывает дверь в палату и замирает на пороге, сталкиваясь с ее огромными красными глазами. Она плакала.
Улька вытирает слезы и задирает голову, смотрит на него настороженно, но стоит ему сделать шаг к ней, как она вновь срывается на плач.
— Что случилось? — садится рядом, растерянно бегая глазами по ее мокрому лицу.
— Здесь была Света.
После этих слов мужские кулаки сжимаются, а глаза наливаются лютой ненавистью.
— Что она тебе сделала? Что сказала?
— Все, — Улька всхлипывает, — все… она рассказала мне все. О своем долге, о том, что ты продал клинику, чтобы его выплатить. О том, как ты переживал. Ты ее любишь, да? — Ульяна покачала головой в неверии. — Я понимаю, что, наверное, теперь уже совсем не хороша, — с размаху зарядила кулаком по своему бедру, — даже встать с кровати не могу. Но почему? Почему ты мне не сказал? Я бы все поняла. Зачем, Степ? Зачем ты говорил, что любишь меня, если это неправда?! Зачем?
