— Это Степан, он звонит не первый раз. Я не решился брать трубку, подумал, что это должна сделать ты.
— Правильно подумал.
Улька скинула вызов, а Никольский вытянул шею в возмущении, но дочь опередила его вопросы, сразу давая ответ:
— Я не хочу портить ему жизнь.
— Ульяна…
— Если я не встану, то он будет лишь мучиться со мной, папа. Я не имею права давить на его человечность и благородство.
— А как же и в горе, и в радости? — Олеся Георгиевна ворвалась в палату с раздражением, ее рейс задержали в аэропорту и, кажется, вытрепали все нервы, которые и так были на пределе после произошедшего с ее дочерью.
— Мама, — Улька вздохнула, ей захотелось отвернуться, спрятаться ото всех, но, кажется, сейчас это уже было невозможно.
— Что «мама»? А как же любовь? Не ты ли мне говорила, что она у вас есть? Не ты ли устраивала истерики и скандалы? А теперь вот так просто списываешь его со счетов. Нет уж, дорогая, пусть он знает и принимает решения, что со всем этим делать дальше. Только попробуй спрятать голову в песок, поняла меня? Звони, — мать протянула ей телефон, но Ульяна лишь сжала смартфон в ладони.
Никольская-старшая стиснула зубы, жалея дочь про себя. Кажется, у нее почти остановилось сердце, стоило ей зайти в эту ужасную палату. Все здесь твердило о трагедии и боли ее девочки. Ее дочь не заслужила всего, что с ней произошло, не заслужила! Материнское сердце сжималось все сильнее, а из глаз выступили слезы, которые женщина спешно утерла рукой.
— Если ему не позвонишь ты, это сделаю я! — взгляд матери вновь стал суровым, и Ульяна медленно набрала Степин номер. Абонент был не в сети, и это сильно ее обрадовало.
— Олеся, пойдем выйдем, — Артур Павлович сжал плечи жены, подталкивая в коридор. Женщина все это время не отрываясь смотрела дочери в глаза. Яркие, синие глаза, наполненные печалью и жутким страхом. Настоящим ужасом, из которого им придется выбираться вместе.
Возможно, Олеся и не была слишком внимательной матерью и скорее лишь требовала, но сейчас она тем более не позволит опустить своей девочке руки. Ни за что в жизни. Она встанет на ноги, чего бы им это ни стоило.
Когда родители ушли, Ульяна выдохнула, откинула с ног одеяло и долго смотрела на свои пальцы, пытаясь ими пошевелить. На лбу выступила испарина, но чуда не произошло. Она ничего не чувствовала. Абсолютно.
Стало жутко, ей вдруг показалось, что вся ее прежняя жизнь была бессмысленной. Она с детства занималась балетом, с детства трудилась, умирала на тренировках, репетициях, вечно чувствуя боль и колоссальную ответственность. Она помнила, с каким трудом ей далась растяжка, как сложно было танцевать по несколько часов без перерывов, помнила слова матери о том, что она должна стать лучшей, быть лучшей. А сейчас… сейчас каждое из всплывающих в памяти действий было абсолютно бессмысленно. Она прожила девятнадцать лет в погоне за тем, что забрали у нее в один момент. Минута, и ее прошлое стерли. Вырвали с корнем, приковывая к кровати.
