Провокация не удалась.
Мысленно выразив разочарование, я оправил полы мундира и без тени сомнений сел на предложенное мне место.
— Ты ошибся, внук. И "мужской" разговор пройдёт не на твоих условиях, — недовольно проворчал дедушка Хандзо, хаотично расхаживающий по кабинету и настороженно присматривающийся к его скромной деловой обстановке. — Пушка! Клянусь рубиновыми сосцами Пресветлой Амэ, у него за шкафом спрятана трёхствольная пушка!
Мой несдержанный смешок на его своеобразную клятву не остался незамеченным. Хозяин кабинета удивлённо вскинул брови и воспользовался моим упущением, чтобы самому начать разговор:
— Вы находите ситуацию забавной, молодой человек? Или вы разделяете точку зрения общества?
В пруд моего спокойствия угодил немалых размеров валун. От лица отхлынула кровь, а в груди заклокотала с трудом сдерживаемая злость. Злость на себя, на это самое "общество", на несправедливость и судьбу в целом. Но не на сидящего напротив меня человека.
Его непробиваемое спокойствие и ничего не выражающий взгляд вынуждали меня устыдиться.
— У меня своя точка зрения на происходящее и она частично совпадает с Вашей. И я дважды отстаивал её на дуэлях. В отличие от Вас, господин Астахов! — не остался я в долгу и ответил собеседнику не менее болезненной подачей.
Его лицо также слегка побледнело и вытянулось, а неожиданно твёрдая квадратная челюсть выдвинулась вперёд. Облик Астахова имел мало общего с тем, что я видел на фотографиях досье, спешно собранного на аристо. Он изрядно похудел, о чём говорили складки кожи на его шее, впалые щеки и заострившиеся черты лица.
— Обмениваться любезностями можно довольно долго. Но мой визит изначально имел несколько иную цель. — продолжил я, отстукивая пальцами на крышке разделявшего нас стола простенький ритм, — Впредь, если Вы пожелаете воспользоваться услугами наёмников Гильдии, твёрдо держите в памяти — избавившись от них, как от досадной помехи, в Ваш дом придут огонь и меч. И автоматическая турель в укромной нише за шкафом уже никого не спасёт!
— Вы пришли угрожать мне, в моём доме… — медленно произнёс Астахов, расслабленно откинувшись на спинку глубокого кожаного кресла. И улыбнулся: — Предупреждение услышано. Можете выметаться вон!
Сдержав взбрыкнувшую внутри ярость, я учтиво кивнул и легко поднялся из кресла, стараясь не показывать подрагивающих от внутреннего напряжения рук. И тогда на столешницу лег самый странный из всех козырей — скромная кипа листов. Тонких, бумажных, с неряшливой бахромой в том месте, что некогда соединяло их в одно целое.
