- Ах, нет, сделайте одолжение.
- Нет, пожалуйста.
- Нет, сделайте одолжение, вы должны это знать лучше меня, и притом память ваша и знания достаточно доказаны здесь.
В Москве он против желанья дяди вышел в отставку, - продолжал тот, чья память и знания были доказаны, - и там вкруг него образовалось второе общество, которого он был родоначальником и сердцем, ежели можно так выразиться. Он был богат, хорош собой, умен, образован; любезен, говорят, был удивительно. Мне еще тетка говаривала, что она не знавала человека обворожительнее его. И тут-то он за несколько месяцев до бунта женился на Кринской.
- Дочь Николая Кринского, тот, что при Бородино... ну, известный, перебил кто-то.
- Ну, да. Ее-то огромное состояние у него осталось теперь, а его собственное, родовое, перешло меньшому брату, князю Ивану, который теперь обер-гоф-кафермейстер (он назвал что-то в этом роде) и был министром.
- Лучше всего его поступок с братом, - продолжал рассказчик. - Когда его взяли, то одно, что он успел уничтожить, - это письма и бумаги брата.
- Разве брат был замешан?
Рассказчик не отвечал "да", но сжал губы и мигнул значительно.
- Потом на всех допросах Петр Лабазов постоянно отпирался во всем, что касалось брата, и за это пострадал больше других. Но что лучше всего, что князь Иван получил все именье и ни одного гроша не послал брату.
- Говорили, что Петр Лабазов сам отказался? - заметил один из слушателей.
- Да, но отказался только потому, что князь Иван перед коронацией писал ему и извинялся, что ежели бы не он взял, то именье конфисковали бы, а что у него дети и долги и что теперь он не в состоянии возвратить ничего. Петр Лабазов отвечал двумя строчками: "Ни я, ни наследники мои не имеем и не хотим иметь никаких прав на законом вам присвоенное именье". И больше ничего. Каково? И князь Иван проглотил и с восторгом запер этот документ с векселями в шкатулку и никому не показывал.
Одна из особенностей "умной" комнаты состояла в том, что посетители ее знали, когда хотели знать, все, что делалось на свете, как бы тайно оно ни происходило.
- Впрочем, это вопрос, - сказал новый собеседник, - справедливо ли было отнять от детей князя Ивана состояние, при котором они выросли и были воспитаны и на которое полагали, что имели право.
Разговор таким образом был перенесен в отвлеченную сферу, не интересовавшую Пахтина. Он почувствовал необходимость свежим людям сообщить новость, встал и медленно, заговаривая направо и налево, пошел по залам. Один из его сослуживцев остановил его, чтобы сообщить новость о приезде Лабазовых.
