— Гер, так это ты меня учишь плохо. Я сколько раз тебя просил об индивидуальном мастер-классе? Правда, я боюсь нарциссизмом заразиться и самолюбованием, но так уж и быть, я готов рискнуть.
Он оторвал довольный взгляд от мониторов.
— Денег не хватит на индивидуалку, сначала заработай!
Я закатил глаза. Ну да, ну да, круче нас только вареные яйца. Тем временем Гера счел, что я на сегодня достаточно унижен.
— Что хотел-то? Опять новые протоколы безопасности глянуть? Или, может, организовать вообще ведение? Я много раз тебе предлагал. Сам знаешь — сделаю в идеале.
Я отрицательно покачал головой. Пока я справляюсь, пускать Освальда внутрь фирмы не хотелось: такие решения принимать без Макса не стоит. Хотя я бы и не был против.
— Гера, этот вопрос надо решать с Максом.
Я всегда адекватно оценивал свои возможности. Поэтому понимал, что работа с таким профессионалом, тем более, на мой взгляд, заслуживающим доверия, была бы только кстати.
Освальд пожал плечами.
— Тогда что же, мой нерешительный друг, привело тебя в обитель мою?
Понятно, настроение у него хорошее. Это мне на руку.
— Девицу одну вредную пробить мне надо. А то общественная помойка мне кукиш с маслом показала.
Он улыбнулся.
— Кукиши — это хорошо, кукиши я люблю! Что же за сударыня такая оказалась тебе неподвластна?
— Иванова Мария Сергеевна. 25 лет.
И я протянул ему флешку с данными.
Гера вставил ее, и несколько минут его пальцы бегали по двум клавиатурам. Сначала его лицо выражало полнейшую расслабленность, затем — удивление, еще через пять минут — легкое раздражение. Он пересел за следующий компьютер, выпрямив спину.
Я напрягся. Что же такое, Маша, ты скрываешь, что даже наш мистер «Все знаю, все могу» сейчас хмурится и тратит на тебя драгоценное время.
Спустя еще десять минут я понял, что дело дрянь. Гера откинулся в кресле и посмотрел на меня, словно я стал забавным комариком — надоедливым, но интересным.
— Олежек, вот умеешь же ты находить себе приключений на одно место. Если не секрет: так хочется ее затащить в постель или по делу?
Я буркнул:
— По делу.
Но, очевидно, мое лицо сказало ему больше, так как Освальд усмехнулся:
— Но и засадить ты бы был ей не против? Интересная ситуация. И еще больше интересно, что пока я тебе ничего не смогу сказать о ней, кроме того, что нарыл ты сам. Неделя, Олежек, неделя.
Я удивленно уставился на него. Какая неделя? Для Германа это звучит примерно как «вся жизнь позади, раз, два и умри». Я пожал плечами. Время терпит.
