Я заметил еще одного мужчину. Он явно был старше нас всех. Его руки покрывали тату родом из мест не столь отдаленных. Он мне кого-то смутно напоминал.
На автомате взяв стакан, я стал крутить его в руках, пытаясь вспомнить. Прервал меня голос нотариуса:
— Это мой безопасник. Прошу не обращать на него внимания. А вот настойку советую, ибо она моего личного производства, — голос его потеплел, а пузо выпятилось вперед. — На можжевеловых ягодах, по секретному рецепту.
И он прилично отхлебнул из стакана. Я принюхался. Пахло действительно очень приятно. Глотнув, я понял, что стоит раскулачить этого старого паука на парочку бутылок. Мой коньяк — болотная тина в сравнении с этим напитком.
Но это потом, так сказать, на сдачу. А пока я ждал его следующего хода, раз мой друг так любезно смазал наше приветствие. Хорошо что Филатов умел ценить время и не стал вести пустые разговоры.
— Значит, ты получил доступ к телу моей крестницы. — Он вертел в руках бокал. — И что дальше? Какие виды на нее имеешь?
Я весьма удивился. Признаться, мне приходило в голову, что причина исключительно в Витюше, а не в моей связи с Мирой. Теперь я стал подозревать, что не все так просто.
Поэтому стоило немного подумать и потянуть время.
— Вы меня позвали, чтобы обсуждать, насколько хороша ваша крестница в постели? — Его зубы скрипнули. — Или чтобы помочь мне прижать братца?
Я смотрел на него прямо. Пусть думает, что хочет.
— Только учтите, что мои отношения с Мирой не касаются никого, кроме меня и ее. — В этот момент я бросил злой взгляд на этого Артема. — Поэтому лезть в них я никому не позволю. Вообще никому.
Взглядом я скользнул по Олегу и Филатову. Последний поморщился.
— Молодежь. В твоем возрасте я тоже любил женщину и считал, что наши отношения — это наше дело. И заплатил за это самую высокую и даже неподъемную цену.
Я удивленно посмотрел на него.
— Да-да, упрямый идиот! Ты можешь сколько угодно тут распинаться и играть в самого умного, но мы оба понимаем, что сейчас твой мозг занят женщиной. И ты этому совсем не рад, — он усмехнулся и поднял бокал в молчаливом тосте. — Завтра моя крестница будет свободна от оков брака, но это не значит, что за ней не потянется шлейф из дерьма, что успел наделать этот ублюдок.
Я молча смотрел на него. Филатов мне не нравился, но он и не был стодолларовой купюрой. А вот его слова били слишком точно. В отличие от меня, этот старый хрен все контролировал. И это меня бесило.
