Вэль сам не знал, чего он хотел. Сломать её?
Ну пробовал. И… И впервые в жизни находил эти игры не приносящими удовольствия.
Насколько лучше было бы, если бы Фэй ласкала его сама, без шантажа и принуждения… Нет, ее губы, ее язык… Разумеется, они доставили Вэлькору не одно приятное мгновение. Но почему-то самому себе за свои выкрутасы неожиданно хотелось дать по морде.
— Отлично выглядите, милорд, — подхалим Альд выглядел чутка потрепанным. Кажется, эту свою горничную он все-таки догнал и все-таки оприходовал, ну или может не ту, а какую другую, но когда слуги получают удовольствия от жизни больше чем их господа, это начинает попахивать несправедливостью.
Вэлькор глянул на себя в зеркало и в раздражении скривился. И камзол, и рубашка, и брюки сегодня были черными — в цвет настроения Вэля, в траур по несвершившейся мести. Один черный штрих на цветном жизненном полотне.
Как там выглядел Вэлькор было неважно. Для Фэй — так точно. Поэтому и Хоор бы с ним — как он выглядел, — лишь бы не чучелом. Элвиан много уделял внимания свадебным церемониям: например, первый завтрак после брачной ночи, предполагалось, что молодожены проведут в компании семьи невесты. То есть князя и сестры Фэй. Кажется, мать Фэй была куда-то выслана.
Сейчас, после утренних омовений, кожу Вэля натерли какой-то пахучей дрянью, будто окутавший бодрящим запахом свежести. Ладно, на самом деле, запах был ничего — просто Вэлькора ужасно раздражали суетящиеся вокруг него служки и такая возня. Одеться он мог и сам, но “традиции же”. Еще было бы ради чего. Фэй же в любом случае не обратит на это внимания.
Все-таки Вэль шуганул от себя прислугу, когда они полезли к его волосам. Торопливо расчесался сам, убрал волосы в хвост, затянул шнурком узел потуже. И хватит. Нет, в Дернхельме у него был свой человек для подобных действий, но чужие слуги действительно раздражали.
Когда Фэй вышла к Вэлькору и остановилась у дверей своих покоев, Вэль и сам замер разглядывая свою жену. Он думал, Фэй останется в том своем зеленом платье, но к завтраку она вышла в голубом с шнуровкой на груди, и пальцы так и тянулись к этим шнуркам, норовя их распустить.
Раздери ее Кхат. Фэй будто издевалась. Нет, это не был дернхельмский синий, это был цвет мягкой лазури, такой нежный, что Фэй казалась каким-то изящным цветком. Красивым, удивительным цветком.
Шею Фэй закрывало изящной полосой белого кружева расшитое жемчугом колье. Воздушное, легкое — и отлично справилось с задачей спрятать синяки на красивой шее Фэй.
