– Ну, все. Закопал ты меня, воспеватель помоек, – я оттаивала, как арктический айсберг при глобальном потеплении. – Люблю я тебя. Слышишь, люблю. Пошли домой, не то превратишься в сосульку. Ветер не утихает. Примешь горячий душ, хряпнешь березовой водочки.
Мы пошли к ступеням крыльца по садовой дорожке.
– Меня лучше согреет горячий чай, – бледное лицо Тихона вновь озарила улыбка.
– Молока добавить? – оставшиеся полпакета тянули меня за душу.
– Я не поклонник чая с молоком или сливками, – Тихон открыл дверь.
Из душевой он вышел не в банном полотенце, а в своих непромокаемых кожаных брюках. Цепкий охотничий взгляд, пробежавший по его красивой груди, приметил различие оттенков загара на лице и остальном теле. Я представила его лежащим на пляже с газетой на голове, и мое любопытство было временно удовлетворено.
Не присаживаясь на стул, Тихон попробовал горячего чая и взял самый маленький эклер.
– Смотри, какую роскошь я откопала в тряпье, – я развернула перед ним широкую футболку. На ней была нарисована конская морда с сигаретой в зубах, и написано: “Бросай курить, братан. Не будь конем”.
– Я сроду не курил, – признался Тихон. – Сделай милость. Найди вещь, в которой не стыдно появиться на людях.
– Пороюсь еще. Но гарантий не даю. – я чмокнула его в нос и побежала рыться в гардеробе Ломакиных.
Я очумело раскапывала ворох ношеных вещей, и мои пальцы нащупали что-то мягкое и пушистое, как только что вылупившийся цыпленок
–Ух, ты! Вот те раз! – раздался далекий отголосок восклицания Владимира Ильича.
Схватив находку, я примчалась на кухню. Тихон сидел за столом, уныло пересчитывая крошки на блюдце.
– Слышал? Сосед закричал? – взволнованно спросила я.
– Нет, – искренне удивился Тихон.
– Старик воскликнул: “Ух, ты”. Пойду посмотрю. Вдруг чего случилось?
– Ты напрасно волнуешься, Солнышко. Вот когда сосед завопит: “Спасите, помогите! Убивают!”, надо будет заглянуть через забор. На каждое “ух” и “ох” не набегаешься. Может, ему комар залетел в глаз, или перезрелый миндаль щелканул по его лысой макушке? А может, у дедушки ногу свело, или его замучил ревматизм? Старость - не радость.
– Ладно, примерь суперскую вещь, – я подала ему серый жилет из козьего пуха. – Больше на тебя ничего нет. В одежде Льва Андреевича ты утонешь.
– Он женский, – Тихон придирчиво завертел жилет в руках.
– Он непонятный.
С трагичным стоном Тихон натянул жилет.
– Щекочется, – он болезненно хихикнул, подергивая плечами, и прислонился к стене. – Я щекотки боюсь.
