− Почему вы до сих пор не улыбнетесь, Тереза? Вы всё еще сердитесь? Простите моего слугу, право, он глотнул лишнего, вот и распустил руки.
Девушка вздохнула.
− Ладно, чего уж там… Вот невидаль. Каждый день кто-нибудь, да тянет лапы. Врать не буду, − она одарила Диего смущенной улыбкой, − я, конечно, люблю, когда мне делают комплименты, но не руками. И вам я тоже не верю, дон Диего. Вы такой же волокита, я угадала?
− Не совсем, − он прямо посмотрел в глаза. − Просто вы мне нравитесь.
Тереза язвительно прищелкнула языком:
− Да вижу я вас насквозь, все вы в одно перо. Вот говорите мне любезности, а ведь у вас, сеньор, наверняка где-то есть семья?.. Не совестно вам?
− Хм, а я-то было подумал, что вы со своими способностями действительно обо мне всё знаете, − майор лукаво подкрутил ус. − Нет, Тереза, у меня нет семьи, да, пожалуй, и друзей. Я одиночка, если не считать вон тех трех развратников, − он с улыбкой кивнул на своих слуг.
Повернувшись к нему, она оперлась на локоть и, без кокетства глядя ему в лицо, удивленно произнесла:
− Значит, кроме коня и слуг, у вас нет друзей?
− Нет, − хмуро обрубил дон, помогая ей перевернуть увесистый бочонок пива.
− Но почему? Вы… не любите людей?
Майор помолчал, точно прислушиваясь к щемящим переборам гитары или вспоминая что-то, и, пристально глядя на свои кружевные обшлага, сухо ответил:
− Потому что их убивают…
Оба изрядно помолчали. Диего почувствовал, что лицо его горит − и не только от выпитого вина. Она смотрела на него в упор и улыбалась. Ей нравились его смелые соколиные глаза, дерзкие усы и боевая стать. Нравился и голос: приятный, удивительно глубокого тембра. Сдержанность и весомость слов незаметно пьянили, медленно, но неотвратимо повергая ее в какие-то неведомые ощущения.
Когда майор осторожно взял ее за тонкие пальчики, она тихо сказала:
− Мне время быть на кухне, а не вертеться возле вас…
Девушка кивнула и пошла прочь, распахнув одну из дверей, ведущих во двор, обернулась и еще раз взглянула на Диего, как бы говоря: «Не слишком ли вы быстро погоняете, сеньор?»
Дверь хлопнула.
Де Уэльва, плюнув на все условности, направился следом.
Ветер стих, и на дворе стояла такая духота, что казалось, будто тонешь. Наступил закатный час − час, дрожащий робким голубоватым светом, час любви, когда причудливо меняются переливы сумеречных теней и слышится млеющий шепот влюбленных…
Майор тихо прикрыл дверь, осмотрелся: небо вспыхнуло желтым сиянием из-за черных кряжей. Он вздохнул полной грудью, ослабил узел шейного платка: «Господи, куда, в какие неведомые дали занес меня Фатум?» За глиняной стеной корраля
