Слушания были возобновлены во вторник утром. Первым был вызван Дикстра. Он встал, прочистил горло и со зловещим видом двинулся к столу Комитета, слегка покачиваясь из стороны в сторону.
Он сказал:
— С того великого момента, ныне затерянного в тусклых глубинах истории, когда первый пещерный человек добыл огонь с помощью кремня, чтобы согреть и осветить свою пещеру, существует кодекс, который истинный ученый неуклонно соблюдает. Неписанный, он, тем не менее, выгравирован в его сердце горящими буквами. Он заключается в том, что знание должно быть свободным, принадлежать всему человечества. Истинный ученый точно также никогда не подумает о том, чтобы получить патент на свою работу, как и о том, чтобы намеренно сфальсифицировать данные в своих наблюдениях. Никогда в среде ученых я не слышал ничего более оскорбительного, чем вчерашнее упоминание уважаемого имени доктора Эйнштейна. Как будто его действительно могли волновать такие мелочи как отчисления от производства фотоэлементов! Отчисления — это уровень мастеров и механиков гаражей, а не Великого Ученого.
Когсуэлл кашлянул, прикрыв рот рукой:
— Похоже, доктор Дикстра, что ученые тоже должны чем-то питаться.
— Ученый всегда найдет себе работу, — сказал Дикстра, — Ни один настоящий ученый никогда не голодал и не нуждался. Конечно, он должен жить экономно, но спартанский режим тем более способствует работе ума с максимальной эффективностью. — Нет, сенатор, истинный ученый не нуждается в отчислениях. Ученый, который заслуживает этого звания, автоматически приобретет репутацию, которая приведет его в лаборатории и в фонды которые и созданы для таких как он, таких, которые щедро даруют свои открытия всему человечеству. Дарят, не думая о вульгарном коммерциализме, который, как мы видим, здесь пытаются навязать нам.
Во второй половине дня вызвали Дженнингса. Его худощавое, похожее на палку тело неловко опустилось в кресло свидетеля. На его лице была удивленная терпимость.
— Я бы предпочел ответить на ваши вопросы, — сказал он. — Все общего рода заявления, уже были сделаны до меня.
— Что вы можете сказать нам, доктор Дженнингс, о якобы революционных принципах, лежащих в основе этих игрушек доктора Нэгла?
— Я ничего не могу вам сказать, потому что не знаю, каковы эти принципы, — ответил Дженнингс.
— Вы не знаете наверняка, сделал ли доктор Нэгл действительно все те открытия, о которых идет речь?
— Я уверен. Я совершенно уверен, что они существуют. Я уверен, что этот «Вулкан», который здесь стоит на столе, символизирует, возможно, самое революционное открытие со времен тех, которые привели к высвобождению атомной энергии. Использование принципов этого открытия, несомненно, приведет к трансмутация элементов с простотой обычных химических реакций. Трудно оценить ценность открытия.
