— Ребята с болот вернутся, майор, думаю, отдаст приказ, — задумчиво предположил Риг. — А ты и вправду девчонок заберёшь?
— А у тебя есть рецепт, как выдворить из крепости их дублей? Это мне выгодно девок в отцовском доме мариновать: не хочу ссориться со стариками, пока не прогну их. А мандаринам все эти реверансы по боку. Попробуй их в крепость не пустить, так они её штурмом возьмут. Но наша желтоглазая шаманка зашла с козырной карты. Такой повод из рукава вытащила, что пальчики оближешь, как говорит Бинка. Теперь пусть хоть одна сволочь поперёк встрянет. Мы бабам такого в уши напоём — наши патриархи мигом познакомятся и с геморроем, и с простатитом. А сверху этот компот инфарктом заполируют. Чего ты лыбишься?
— Представляю рожу Дита, когда у него Шатхия за стенкой поселится.
— Сочиняешь, — отмахнулась Наруга.
— Ни в одном глазу.
— У него ж загиб принципа в женском вопросе, — удивилась Наруга. — А на Шатхие любой мужик узлом завяжется.
— А я и не утверждаю, — усмехнулся Риг. — Это так, отвлечённые наблюдения. И даже не мои. Я всего лишь скромный посвящённый в тайну. Так что, госпожа Таноль, едва девчонки к нам переселятся, будут тебе и возня, и беготня, и разборки с геморроем. Ты чуешь?
Он подскочил и прыгнул к окну. Наруга замерла, настроилась и почуяла ЭТО. Дубль-Нар, как всегда организовавший под окном мандариновую грядку, заволновался. Её чувствительный фрукт терпеть не мог острых человеческих эмоций. И не стеснялся устраивать концерты по этому поводу. Сейчас он явно собирался посвятить кому-то домашний скандал…
— Что, даже не посмотришь? — обернувшись, иронично осведомился Риг.
Наруга поднялась и присоединилась к нему в зрительской ложе. Выглянула на улицу и хмыкнула: к дому вожака с разных сторон приближались две особы, встреча которых гарантировала избавленье от скуки.
— Я не посмотрю, — ласково возразила она и рванула на выход: — Я поучаствую! Ты идёшь?!
— Я что, ненормальный? — фыркнул Риг.
Но ответа не получил — подругу сдуло.
Боевая обстановка во дворе напоминала какой-нибудь шикарный приём в каком-нибудь дворце. На виду у всех весьма приличные люди с непробиваемыми масками ломают комедию, держа под контролем каждый взгляд, чих и слово. А где-то в глубине дворца всё кипит и лезет из берегов в попытке не облажаться перед хозяином и его публикой. И эти-то деятели не утруждают себя фильтрацией. Наруга плохо представляла себе жизнь в таком дворце — описания романов, прочитанных в юности, не внушали доверия в достоверности. Но иных ассоциаций на ум не приходило. Все, чьи маршруты сошлись в точке перед дверями главной берровой общаги, были сдержаны и пристойны не на жизнь, а насмерть. А в глубине души у каждого кипело и лезло из берегов.
