«Хорошо». Он подумал и добавил: «Спасибо».
Дик ждала его, кутаясь в плащ на ледяном ветру. Кампари сомневался, что выдавит хоть слово, но стоило открыть рот, пересказал диалог в лицах.
— Поехали обратно! — Дик потащила его к подошедшему поезду. — В дороге обсудим!
— Оба хороши, — сказала она, упав на сиденье рядом с Кампари. — «Чем я заслужил такую честь», «Не смею злоупотреблять гостеприимством». В «Кто первый моргнёт», случайно, не играли? С какой стати он должен доверять тебе?
— Не думаю, что он послал меня из страха. Гражданин Паулюс ясно сказал, что больше не хочет рисовать.
Дик закатила глаза:
— Честное слово, лучше бы ты плевал на него — адекватней оценивал бы ситуацию. Ты не услышал: он не не хочет рисовать, он не может.
— Не испытывает побуждения.
— А теперь включи воображение — тебя, между прочим, цитирую. Представь, что ты утратил контроль над собой и оказался у психиатров. Со своим блокнотом. Терять нечего: выкладываешь медикам всё, что думаешь. Пишешь крамольные стихи на стенах. Не исключено, что кровью. Острых предметов у тебя нет, значит, прокусываешь руку и вперёд.
— Зачем сразу кровью? История знает случаи, когда дерьмом писали.
— Ты любишь красивые жесты. Поэтому кровью. Сколько времени Пау там провёл?
— Пять месяцев.
— Почти полгода. Попав туда, ты считаешь, что жизнь твоя кончена, однако день идёт за днём, а ты продолжаешь существовать. Невозможность уйти приравнивает Совет к контролёрским нижним ярусам. Ты себя чувствуешь… — она запнулась, подбирая слово.
— В тюрьме, — подсказал он.
— Рутина Агломерации теперь кажется вожделенной свободой. Лечение, положим, действует. У тебя вновь хватает самообладания притворяться нормальным гражданином, говорить то, что от тебя хотят услышать. Но этого мало. В моём случае требовалось принять повестку. Пау должен был сжечь рисунки. Допустим, на тебе — только этот блокнот. Сначала упрёшься, но в конце концов решишь, что это — приемлемая цена за освобождение.
— Стихи можно запомнить наизусть.
— Этим себя и утешишь. Ты вновь — полноправный гражданин. Выходишь из психиатрического отдела, лишившись блокнота и вот этого, — Дик погладила волосы Кампари.
— Завязывай, — поёжился он, отворачиваясь к тёмному стеклу.
— В скором времени ты понимаешь, что здание Совета покинуло лишь твоё тело. У Пау нарушена координация? Может, он карандаш в пальцах держать не может.
— Его признали годным к работе.
— С чертежами порядок, а навык рисования утрачен? Или всё ещё хуже, и проблема не в пальцах, а в мозгах? Вернёмся к тебе. Представь, что пострадала память: из сожженного в голове осталась пара строк. И кажется, что никогда больше писать не сможешь. Из психиатрического отдела вышел не тот человек, который туда зашёл, и этого нового ты презираешь, считаешь пустым местом. Тут я, как всегда, толкаю тебя под локоть. Кладу перед тобой такой же блокнот и говорю: «Давай». Что ты сделаешь, оставшись наедине с пустыми страницами?
