— Твой отряд хочет перемен.
— У них руки чешутся пострелять, но на что им реформы? Они сейчас являются привилегированным сословием и наслаждаются этим. Пора брать с них пример.
— Ты их недооцениваешь. Может быть, даже не знаешь.
— А мальчишка-то правда поехавший, — заявил Феликс с порога.
— Ты понимаешь, что это слово вы регулярно употребляете в отношении меня? — вкрадчиво поинтересовался Кампари. — Изволь объясниться.
— Ну слушайте. Наш пациент в начале лета поступил в Строительный Отдел. Графики необходимости не требуют новых проектов — его посадили изучать старые. Бумагу он расходовал с недопустимой скоростью, но никто не удивился: новичок, старается. Лекцию об экономии и аккуратном обращении с имуществом прочитали, стали вывозить на стройку. Неделю спустя какой-то рабочий поинтересовался: зачем молодой человек краску в бутылки из-под воды переливает? Посмеялись, разошлись. Трындец настал, когда Паулюс на рабочем месте увлёкся чем-то, что чертежом явно не было, и не заметил главу отдела за спиной. Обыскали стол, нашли восемь рисунков, обыскали сумку — нашли малярные кисти со стройки и бутылку с краской. Растрата рабочего времени, ещё и воровство. Вызвали контролёров, те обыскали квартиру, нашли другие бутылки, россыпь ручек, карандашей, и штук двести рисунков. Всё меркло перед стенами с потолком. Портниха моя не соврала про ужасы: голые кости, открытые раны, развороченные с уставы. Группу скелетов в разных позах мне помянули раз десять.
— Пляска смерти. Классика.
— Люди у него одновременно совокуплялись и пожирали друг друга. Рисовал конечности на вертелах в крематории, рисовал истребленных животных: птицы выклёвывали человечьи глаза, кошки пировали у трупа. И совсем запредельное: змея, выползающая из влагалища. Всё это украшено гниющими фруктами с червями или просто цветочками. Каково?
— Ты всё это видел?
— Нет, со слов очевидцев пересказываю.
— Он карандашом рисовал?
— В основном. По его собственным показаниям, Паулюс не научился пользоваться украденной краской: бумагу она разъедает, а малярные кисти слишком крупные. Поэтому и переключился на стены, но там тоже пошло не гладко, вот и ляпал одно поверх другого.
— Итак, двести рисунков карандашом. Те, кто видел эти работы, несколько дней спустя описывают их в деталях. О чем это говорит?
— Они в шоке.
— Нет, Пау чертовски хорошо рисует. Никто не сомневался: это развороченный сустав или бардак на столе? Видимо, давно начал — в старшей школе, если не раньше. Где рисунки? Почему ты их не видел?
