А сцена с изнасилованием?
Там было три. С Анжеликой, Розанной и Джессикой.
Какую из сцен выберет «король»?
Все три крайне откровенные и везде мужчины не стеснялись своей животной сущности.
«Король» продолжал тереть ширинку ладонью Кацуми. Иногда так делал Дженшин, и у женщины появлялось то прекрасное чувство, что внутри разгорается маленький вулкан, а чтобы потушить его — нужно сесть на «брандспойт» мужа. Порой даже на трусиках поблескивала влага, когда она спускала их в спешке. Однако, сейчас она не возбудилась ни грамма, рука тонко дрожала, когда массировала набухающий стержень.
Для пущего удобства мужчина даже вытащил его из штанов и положил на ладонь Кацуми. Она замерла, когда огромный «брандспойт» оказался на уровне её пупка. Казалось, что сейчас мужчина опрокинет её на стол, сомкнет руки в одной ладони, раскинет её ноги и возьмет в одно из отверстий.
— Король, ты так красив. Твой скипетр великолепен. Позволь, я тоже поласкаю тебя? — донесся с кровати тонкий голосок.
— Нет, ты наказана! — бросил мужчина, не отрывая взгляда от лица Кацуми. — А ты, королева? Тебе нравится мой скипетр?
Мурашки от вида его неподвижного лица пробежались от коленей до затылка. Кацуми заметила, что на теле выступили пупырышки «гусиной кожи».
Ответить правду?
Кровоподтек на лице Азуми предупреждал о том, что тут правду не очень жалуют. Кацуми постаралась выдать улыбку. Её саму трясло от фальшивости происходящего, но…
— Да, очень. Он такой… большой… и к-красивый, — проговорила Кацуми.
— Никогда не пиши про него. Вечером я зайду, — «король» отбросил её руку и вышел из комнаты.
Ключ два раза провернулся в скважине. Кацуми выдохнула и только сейчас заметила, что старалась всё это время не дышать.
— Напиши про него хорошо, — проговорила дрожащим голосом Азуми. — Он любит, когда про него пишут хорошие вещи.
— Но я же написала…
— Ты плохо написала. Он у тебя получился слабым, — Азуми взглянула на Кацуми и спряталась под одеяло.
— Подожди. А как же надо писать? — Кацуми подошла и подняла край одеяла.
Азуми дико взвизгнула и царапнула женщину по руке. Обгрызенные ногти зацепились неглубоко, но на коже отскочившей Кацуми моментом вспухли три красных рубца.
— Никогда не заходи в мой дом без приглашения! — прокричала Азуми, наполовину выбравшись из-под одеяла. — Никогда! Иначе я тебе глаза выдавлю!
Такую вспышку ярости Кацуми видела всего лишь раз в жизни. В ту пору она была ещё малышкой Кацуми пяти лет. Невинное дитя каталось на велосипеде и наткнулась на соседа Макото Окада, который выгуливал бультерьера со звучной кличкой Герцог. Герцог был белого окраса, как первый снег, лишь розовые уши, коричневые глазки и черный нос выделялись на общей белизне. Макото Окада никогда не позволял другим касаться своего пса и всегда выводил его гулять в наморднике. Но в этот раз Окада-сан был пьян и забыл нацепить намордник. И ещё он забыл о том, что Герцог воспитывался в жестокости и злобе. Окада-сан забыл, что бультерьеры бывают непредсказуемы.
