— А вы сами-то кто будете? — лениво осведомился он.
— Я родственник товарища Куркотина, — сказал Даня. — Сам он занимается оргвопросами, а я привез его семью.
— Неплохо… — усмехнулся штатский. — Ладно, сейчас я узнаю, стойте тут.
Писательский вагон находился очень далеко от вокзала, на каком-то семнадцатом пути, идти туда надо было с километр, если не больше.
Небо меж тем потемнело, и посыпался ранний мелкий снег.
На фоне странного темно-малинового неба он смотрелся празднично.
Даня перетаскивал чемоданы уже около часа.
Белая, как скатерть, Рина пыталась успокоить маму и дочь.
— У вас есть еда? — спросил Даня. — И вода… Возможно, вам придется ждать тут до утра.
— Еда есть. Хотите?
— Нет… — сказал Даня. — Я хочу скорей выполнить поручение вашего мужа.
— Даниил Владимирович! — закричал вдруг кто-то у него над ухом.
Скача по шпалам, их догонял Куркотин.
— Господи, как хорошо, что я вас нашел!
— Это мы вас нашли, — уточнил Даня.
— Вы не представляете, что тут творится! — кричал старый газетный волк. — Это какой-то ужас, бардак, это вредительство… Но давайте же я вам помогу.
Вместе с Даней они быстро перетаскали чемоданы к вагону.
Даня, наконец, не выдержал и спросил:
— Зачем так много вещей, Сергей Яковлевич?
Куркотин покраснел и сказал негромко:
— Бог знает, сколько мы будем ехать, бог знает, когда обустроимся. Взяли все, что можно поменять на продукты. Ребенка чем-то кормить надо…
Даня смотрел на Куркотина без неприязни, но с каким-то внутренним изумлением. Но ведь есть же люди легкие, не знающие сомнений, все делающие по наитию, искренне, и все — правильно. Почему же он сам таким никогда не был?
Куркотин меж тем обрушил на него бездну ненужных подробностей, в основном на тему общего бардака и своего личного героизма. Оказалось, что товарищ Фадеев, который сам просидел в квартире всю ночь, ждал звонка из Кремля, чтобы уехать чуть ли не вместе с Молотовым в одном вагоне, поручил товарищу Куркотину искать вагон, который у писателей «отобрали», и это поручение застало Куркотина врасплох, собственно, чем и была вызвана вся эта «кутерьма», а между тем вагон-то ведь тоже не резиновый, и пока он звонил товарищу Кагановичу, просто из телефона-автомата, представьте себе, и пока добивался у железнодорожного начальства справедливости, и пока нашел начальника вокзала, набралось уже немало обиженных, ведь, по совести говоря, Даня, дорогой мой, по совести говоря, всеми этими непродуманными действиями в городе создали панику, люди готовы уже на все, один из писателей намеревался ему, Куркотину, набить морду, слава богу, обошлось без эксцессов, господи, вы не представляете, что творится с людьми в такие моменты, почему же, сказал Даня, прекрасно представляю; вагон стоял не на перроне, а на путях, почти в темноте, фонари горели очень тускло где-то там, Куркотин забрался наверх, тяжело дыша, и Даня начал передавать ему сумки, баулы, чемоданы, корзинки, внезапно Куркотин закричал кому-то там, внутри:
