Она состояла в коротких сношениях с домоуправлением (не имея при том никакой формальной должности в нем) и строго следила за пропиской и выпиской.
Когда сапожник Васильев запивал и начинал слишком бить жену (то есть он и так ее бил, и все это знали, но в особых случаях звуки битья становились настолько страшными, а вой побитой настолько утробным и громким, что спать и жить уже не было никакой возможности) — так вот, в этих случаях вызывали дворника Мустафу, он, грохоча сапогами, поднимался по лестнице, взламывал дверь стамеской или топориком, с трудом отрывал Васильева от жены и окатывал ведром холодной воды, при необходимости несильно давал в зубы — но иногда и это не помогало, и Васильев отпихивался и продолжал бушевать, и вот тогда из строя зевак выступала сама Марья Семёновна, зловеще шипя, произносила заветную фразу:
— Васильев, я тебя выселю, сука, учти!
И огромный страшный мужик вдруг обмякал. И Мустафа волочил его в свою каморку, чтобы проспался на холодке.
Словом, Мустафа и Марья Семёновна — это были сила старая и сила новая. Но почему-то обе эти силы друг с другом не враждовали. Хотя и не любили друг друга.
Зайтаг ловила момент, чтобы увидеть, как они здороваются, и наконец у нее это получилось — Мустафа, заметив выходящую из дома Марью Семёновну, бросил подметать и картинно уткнулся подбородком в свои кулаки, сжимавшие верхнюю часть метлы, она же, несколько подбоченясь, замедлила шаг:
— Куда идешь? — спросил Мустафа, пронзив взглядом новую силу. А новая сила ответила, кисло осклабясь, — силе старой:
— В домоуправление, передать чего от тебя?
— Я сам передам… — буркнул Мустафа и отвернулся.
Пораженная увиденной сценой, Светлана Ивановна долго размышляла над символическим значением этих простых слов, но потом ее отвлекли другие дела.
Сама она Марью Семёновну почти не боялась — но только лишь потому, что не считала себя полноправной жилицей. Ей нечего было терять, кроме своих цепей, как самому пролетариату. Когда они впервые столкнулись на лестнице (Марья Семёновна долго и терпеливо ждала, пока она дойдет до третьего этажа), — Зайтаг побледнела, опасаясь чего-то очень неприятного. Но, оглядев ее с головы до ног, Марья Семёновна просто и без выражения сказала:
— Вам нужно зарегистрироваться, женщина. Такой у нас порядок.
— Но я здесь не живу! — вспыхнула Зайтаг. — Я живу в другом месте.
Такого ответа Марья Семёновна почему-то не ожидала.
— И что же вы здесь делаете в таком случае? — немного покраснев, спросила она.
