Он все-таки притягивает меня к себе. Издает смазанный стон, когда я неуклюже задеваю его корпус, но мне удается вовремя выставить локоть и не свалиться на него. Макару сейчас не до резких движений, ему вообще нельзя двигаться, он и так переступил черту дозволенного, когда поднялся на ноги перед Баровым.
Я нервничаю из-за этого.
А вдруг это будет иметь последствия? Врач строго запретил вставать с коляски, и он так хмуро смотрел на спину Макара, когда осматривал его, а потом вышел с телефоном в руках. Он тут же начал кому-то звонить и называть длинные латинские названия.
— Больно, да? — я спрашиваю, наклоняясь к нему, и собираю ладонью его короткие волосы. — Укол плохо помогает?
— Ты помогаешь лучше.
— Ты вечно шутишь. Даже на серьезные темы.
Макар пропускает мои слова мимо ушей. Он ведет ладонь выше, обхватывая мое плечо и собирая тонкий рукав футболки. Его сильные пальцы задевают мою кожу и впервые заходят под одежду. Дотрагиваются до кружевной бретельки белья.
— Я сейчас серьезен, как никогда, — парирует Макар.
Его пальцы заходят под бретельку и спускаются ниже. К ключице. Он раздвигает границы дозволенного, приручая меня и дразня нас обоих. Он слишком слаб, чтобы что-нибудь случилось сейчас, но мы отвлекаемся на взаимную нежность, чтобы забыться на мгновение. Я тоже глажу его, провожу пальцами по лицу, изучая его черты. Он не брился пару дней и подушечки легонько царапает щетина, а еще у него налитые вытянутые в ироничной ухмылке губы. Я чуть замедляюсь, касаясь их, и чувствую, как мое дыхание становится густым потоком.
Мне нравится предвкушать. Нравится сближаться с Макаром постепенно. Наше знакомство с самого начала вышло странным и перевернутым, или вовсе диким, так что глупо ждать, что теперь все пойдет по обычным рельсам. Макар живет слишком сложной жизнью, он в каком-то смысле как из сказки. Из сказки темной и брутальной. Пусть и временами роскошной, если вспоминать о богатых домах, больших внедорожниках и его банковских счетах.
Сейчас все равно это далеко.
Сейчас передо мной израненный человек. Он не показывает, но я знаю, что укол помогает плохо и ему больно. Я стараюсь забрать хоть частичку этой боли, отвечая на его поцелуй. Макар притягивает меня за плечи, вновь не заботясь о том, что я могу упасть на него, и раскрывает мои губы настойчивым откровенным движением.
Выдохи. Импульсы чего-то неосязаемого, но пьянящего, почти что постыдного… Потому что не должно быть так хорошо после всего, что случилось. После всего, что еще может случиться.
