Случайно.
Его срывает мне навстречу. Он кладет ладони на мою талию, притягивая к себе, и почти отрывает от пола. Мне приходится шипеть на него, чтобы он не вздумал и не повторял вчерашнюю глупость. Но он останавливается по другой причине, он опасается сделать мне больно и не понимает, что я переживаю не за себя.
— Не надо, — повторяю, чтобы усмирить его порыв наверняка. — Не поднимай меня. Я боюсь высоты.
— Высоты?
— Да, именно ее. Только ее.
Я не отнимаю руки и медленно обвожу контур его рельефных губ. Угадываю, как он выдыхает, отпуская напряжение, когда я касаюсь здоровой стороны.
Он не привык показывать слабость, Марина права.
Но я тоже права, его влечение ко мне совершенно осязаемая вещь.
Я встаю на носочки, чтобы хоть как-то исправить разницу в росте, но мужчина оказывается решительнее. Он наклоняется, подгибая меня под себя, и наталкиваясь губами на мой висок. Я шумно выдыхаю, теряясь от перемены — теперь ведет он, задает направление и по-мужски грубовато рвет последние крупицы дистанции.
— Так не страшно?
Я мотаю головой.
— Противно?
— Нет. Хватит говорить глупости…
Я выбрасываю ладонь наверх, как белый флаг, и накрываю его губы, угадывая, что еще чуть и он поцелует меня. А я и так не чувствую пол под ногами, эмоции закружились и запутали все вокруг.
Он, наконец, отыскал правильный подход и больше не путает грубость с настойчивостью. Мне нравится, как его горячее дыхание расходится по коже, как в темноте ярче и ярче вспыхивают новые ощущения. Я вдруг ловлю себя на том, что закрыла глаза. Это удивительно… я воевала за свет, а теперь убеждаюсь, что в прикосновениях больше правды.
Я чувствую его раны, чувствую, что он делает над собой усилие, чтобы не закрыться и позволить мне быть так близко, и чувствую, как это действует на меня.
А он не двигается, давая мне время прийти в себя. Только поддерживает, заведя ладонь мне за спину, словно случится страшное, если я обопрусь на сгоревший внедорожник.
— От тебя пахнет табаком, — произношу в тишину. — Очень дешевым кстати. Ты стреляешь сигареты у таксистов?
— У охраны.
— Поэтому их так много? Они потакают твоим вредным привычкам?
— Они уравновешивают Марину и врача. Мне нужно круглосуточно лежать в обитой подушками комнате, чтобы эти двое были довольны.
Он шутит, но нотка серьезности проскакивает.
— Марина беспокоится за тебя. И она женщина…
— Да, это ее извиняет.
А теперь проскакивает нотка мужского превосходства. Я уже слышала ее и тогда мне отчаянно захотелось стукнуть его.
