— Не преувеличивай. Ты будешь там в полной безопасности.
— Ты забыл, что было в прошлый раз? Он меня два дня в камере продержал без еды, вода только из водопроводного крана!
— Мне не забыть тот позор, когда тебя, как нашкодившего щенка, доставили под конвоем домой. Мне никогда не было так стыдно за тебя, сын.
— И ты хочешь, чтобы я опять туда отправился? Серьезно? Да я на километр к этому кораблю не подойду!
— Куда ты денешься. Я много думал о том, какой я плохой отец, как мало времени и внимания я уделял тебе, это уже не исправить. Если уж я не могу на тебя влиять, то значит, это сделает Вадим Дмитриевич.
Боря торопливо пододвинул кресло ближе к отцу, сел в него и, приложив к лицу сложенные вместе ладони, серьезно и печально посмотрел на родителя.
— Пап, я был не прав. — В голосе и глазах Бориса было искреннее раскаяние. — Я все понял и осознал, дай мне еще один шанс. Я вижу, что ты настроен серьезно. Я больше не подведу, дай мне любой отдел в любом твоем предприятии, я полностью включусь в работу. Я прекращу бухать, буду вежливым, образцовым сыном. Прошу, не нужно таких жестоких мер.
Отец ответил ему таким же серьезным и печальным взглядом.
— Проходили, сынок. Все. Тебя ждут на корабле.
Ярослав Борисович закончил разговор и махнул Борису рукой, показывая, в какой стороне выход.
Боря, поняв, что отца уже не разубедить, вышел из кабинета и побежал вверх по лестнице искать мать. «Владелец заводов, газет, пароходов» с усмешкой проводил сына взглядом.
Мама была в своем кабинете, хотя этой комнате больше подошло бы определение «будуар». Она сидела за столиком и занималась решением сложной задачи, какой образ ей сегодня выбрать? Она, в прошлом известная модель, с возрастом не особо изменилась, даже вплотную подойдя к своему пятидесятилетнему юбилею, оставалась невероятно красивой женщиной. Медового цвета волосы мягкими волнами лежали на плечах, по-девичьи стройную фигуру облегал шелковый халат.
Увидев в зеркале сына, она ласково улыбнулась и, обернувшись на крутящемся кресле, не вставая, протянула к нему руки.
— Ты уже прилетел, мой хороший.
Борис наклонился, целуя маму в щеку, пододвинул ближе низкий пуфик, сел на него, чтобы быть с ней на одном уровне, и умоляюще попросил:
— Мамочка помоги мне, пожалуйста.
— О боже, конечно, сынок, что случилось?
Любящие серо-синие глаза смотрели с тревогой.
— Папа хочет отправить меня на этот проклятый лайнер, где надо мной издевались год назад.
