ЗИМА[ЛЕТО]. Книга 2 | страница 48
— Что вы! Конечно.
Базиль дорожил своим конем. Живая тварь никогда не предаст. Это вам не бабы, на которых ты сначала молишься, а они потом тебя меняют на кого получше, причем это «получше» зачастую означает богаче или сильнее. Или просто со скуки маются и с жиру бесятся. А тебя, наивного дурачка из международного бюро переводов, держат как запасной вариант.
И все, что тебе остается, когда ты после минутного помрачения очнешься с ножом в руке — это идти сдаваться в повинной, чтобы потом на зоне самому стать животным, но не «тварью дрожащей», а членом стаи и ее вожаком.
«Не верь, не бойся, не проси».
Эти звери из той породы, что никому не верят, ничего не боятся и ни у кого не просят милостей, добывая их своими зубами и когтями, выгрызая из самого нутра жизни, которая их породила.
Поймав себя на неуместных философских рассуждениях, Базилевский понял, что расслабился. Жена Зимина ненадолго вернула его в прошлое. Иначе отчего бы он вспомнил события тридцатилетней давности? Оставалось надеяться, что парню повезет больше, и она не предаст. Не похожа она на… Совсем другая.
— Мирослав, ну что, познакомим лошадок? — спросил Базиль.
А леваде степенно прогуливались три лошади, каждая под присмотром владельца или конюха. Среди них была и Глория. Она уже издали поняла, что происходит что-то необычное. Пришел хозяин и другие люди.
С ними шел Он. Тот самый жеребец, который бежал недавно по стадиону наперегонки с Глорией. Лошадь растерялась и натянула поводья, а потом вдруг решила пройтись из стороны в сторону, не зная, идти знакомиться или отойти подальше.
Хозяин ласково заговорил с ней. Конь смотрел пристально и с интересом. Конюх завел его в загон, и Зевс призывно заржал.
— Опа, жеребцует уже! — удивился Зимин. — Понравилась наша красавица.
— Жеребцует? — тихо переспросила Ольга.
— Смотри. Сейчас начнет выделываться. Вовремя конюх его привязал.
Так точно. Зевс снова заржал, причем звук был не слишком благозвучным. Однако дама сердца придерживалась на этот счет иного мнения. Задрав хвост кверху и повизгивая от восторга, она сделала несколько кругов по леваде, переходя с рыси на галоп и обратно, то замедляясь, то ускоряясь и не забывая поглядывать на кавалера. Видит ли он? Нравится? Конюх отпустил ее удила, иначе лошадь бы в порыве чувств протащила его по земле.
Конь вторил ее ржанию. Так и слышалось между строк: «Селянка! Хочешь большой и чистой любви? — Хочу, а кто ж ее не хочет. — Тогда, как стемнеет, приходи на сеновал. — Отчего ж не прийти, приду! Только уж и вы приходите».