— Повтори. В глаза мне смотри, — Эрик хватает Айлу за подбородок и тянет к себе.
Её тонкое тело в капкане его разомкнутых коленей, а на шее горят следы его мозолистых пальцев. Его лицо непозволительно близко, бесцветное зеркало его глаз режет душу пополам, а по спине ползет озноб, несмотря на то, что в камине полыхает огонь.
— Было, — Айла безоговорочно капитулирует.
Как же всё достало. Тошнит притворяться. Айле хочется сползти по стене и зарыдать, потому что нет больше сил с собой бороться. Он тянет её нервы, мотает их на кулак, заставляя испытывать все оттенки душевной боли с профессионализмом искусного палача, словно теперь его очередь мстить, упиваясь своим превосходством. — И что нам теперь с этим делать?
Её крик меняется на едва различимый, растерянный шепот. Айла понимает, что всё это время впивалась ногтями в его плечи, оставляя на коже глубокие алые борозды, но презрительно, нарочито одергивать руки, как того требует выбранная ею роль, ей уже не хочется.
Кто тянется за поцелуем первым, уже не понять — желание прицельно бьёт в голову обоим, разум входит в аварийный режим и вырубает все функции, кроме одной. Айла седлает его бедра и на считанные секунды теряет равновесие — Эрик несёт её ближе к огню.
Душно. Жёсткий ворс медвежьей шкуры натирает спину в такт его размашистым движениям, огонь пожирает кислород, и голова нещадно кружится.
— Какой же идиот, — сдавленное спазмами горло выдаёт лишь стоны и сбивчивый шепот. Айла целует его израненную шею, кончиками пальцев изучает заново каждый шрам его широкой спины, находит новые и забывает, как дышать.
Ладони, огрубевшие от тяжелой работы, вспоминают изгибы её тела, пальцы тонут в копне её тёмных, выгоревших на солнце волос, тянут на себя, заставляя гнуться в пояснице. Когда-то давно он любил ставить её в неудобные позы, заводить руки за спину и защелкивать браслеты наручников, когда-то ему нравилось извергаться ей в рот, из которого только что извергались подъебы и ругательства. Когда-то он брал её грубо, раз за разом предъявляя на неё личные, мужские права, а сейчас готов лелеять каждый дюйм её тонкой, высушенной пыльными ветрами кожи, потому что её доверие, одно её присутствие рядом не имеет цены.
Они любят друг друга, пока поленница дров не превращается в угли. Небо над лесом светлеет, и сниматься с места в тяжелый, долгий путь нет никаких сил. Они решают остаться здесь ещё на сутки.
Эрик кутает её в своих объятиях, согревает замёрзшие руки дыханием. Ползти до камина, чтобы подбросить дров, ровно что совершить марш-бросок в полном обмундировании — тяжело до ломоты костей.
