— И забыть о существовании собственной дочери? Ты это мне предлагаешь? — зло смотрю на Артема, он поджимает губы, хватает меня за руку чуть выше локтя и отводит в сторону в закоулок, подальше от посторонних глаз.
— Послушай меня внимательно, повторять не буду, — он взбешен, и мне страшно. Мельком смотрю по сторонам, но никто не обращает на нас внимание.
— Мне порядком надоело кружиться вокруг тебя, словно ты последняя баба на этой земле. Хватит ломаться, хватай то, что предлагают, и будь довольна. Как ты там говорила: не против встреч, — я тоже не против. Будешь встречаться с дочкой, когда у меня возникнет свободное время. Ты же не хочешь, чтобы я заставил суд лишить тебя материнских прав и запретил приближаться к ребенку без предварительного осмотра психиатра и нарколога? — с ужасом смотрю в перекошенное от гнева лицо Артема.
Я верю ему. И не сомневаюсь, что он так и сделает, но… Смотрю в сторону дочери, она уже забыла свой испуг, бегает между людьми, прыгает, хлопает в ладошки, умиляя всех проходящих мимо посетителей центра, смеется. Как можно от этого отказаться? Как? Я никогда не понимала матерей, которые оставляли своих детей, едва те появлялись на свет. Не понимала и не принимала поступки тех, кто собственноручно убивал своего ребенка, пройдя уже все муки рождения и первые бессонные ночи. Для меня и аборт неприемлем, только в особых случаях типа изнасилования. Мое изнасилование вылилось в златовласую кудряшку с васильковыми глазами. Только за это во мне есть чувство благодарности к Артему. И ради нее буду бороться до последнего.
— Я не подпишу, — Артем отпускает меня, засовывает свои руки в карманы брюк. Презрительно смотрит, недовольно хмыкает.
— Значит так?
— Так. Лиза моя дочь, я не хочу быть приходящей мамой, не хочу ждать твоего позволения. Я буду бороться до конца, пока есть хоть какой-то маленький шанс забрать ее к себе.
— У тебя появился влиятельный любовник? — его ирония, неверие в то, что мной могут заинтересоваться и другие мужчины, уязвляют.
— Да, есть, — стараюсь пренебрежительно смотреть на краснеющего от ярости мужа, не двигаться, не провоцировать дальше. Это было лишнее с моей стороны, но уже поздно себя ругать за сказанные слова.
Артем смотрит на меня дикими глазами, сжимает кулаки, делает шаг в мою сторону. Еще шаг, и я впечатываюсь спиной в стену. Вскидывает руку и сжимает мою шею, полностью закрыв меня своей спиной от людей. Можно подумать, что мы милуемся.
