Я посоветовал Никашину заняться сколачиванием батальона, сделать вместе с командиром все, чтобы хорошо работала связь, побольше уделить внимания партийной и комсомольской организациям, расстановке коммунистов.
— Все будет сделано, — твердо заверил Никашин.
Вот так четыре месяца назад мы впервые с ним и познакомились. Он довольно быстро освоился с новой работой, и дела у него пошли неплохо. Сейчас Никашин коротко информировал: связь действует безотказно, все необходимое на период боя предусмотрено.
Ночью моряки бесшумно сменили потрепанные части воевавшей здесь бригады, провели необходимые маскировочные работы. В 9 часов утра командиры батальонов доложили о готовности к наступлению.
Рассматривая в бинокль расположение противника, я в который раз уже думал: «И все-таки стоило поддержать наше предложение атаковать ночью, с ходу! Пауза во всех отношениях выгодна только врагу». Конечно, нам тогда не была известна вся сложность складывающейся обстановки и в районе Холма, и в районе Демянска. К тому же неудачные атаки Тараканова другими соединениями, по-видимому, оказали немалое влияние на решение командарма.
В 9 часов 30 минут командир бригады по телефону подтвердил командирам частей, что все без перемен. Это означало: час атаки—10 часов и время открытия огня артиллерии — 9 часов 45 минут. В такие моменты всегда кажется, что время остановилось. С нетерпением ожидаем грозного и вместе с тем близкого и знакомого артиллерийского залпа. Стрелки на циферблате медленно приближаются к 9 часам 45 минутам. Мы стоим в тесной щели. Я смотрю на Сухиашвили. Чисто выбритое, утомленное лицо Константина Давыдовича сосредоточенно. Пальцы рук сжимают крупный цейсовский бинокль. Они и выдают его внутреннее волнение. Его черные большие глаза устремлены на позиции врага.
Рядом с комбригом Муравьев. Обычно подвижный, резкий в движениях, сейчас он, облокотившись на срез окопа, застыл в ожидании и также смотрит в заснеженную, всхолмленную даль, где окопался противник. Черной извивающейся на снегу гадюкой растянулась первая траншея фашистов.
Но вот большая стрелка часов на какое-то мгновение словно застыла над цифрой девять. Залпа нет. Комбриг просит сверить часы. У всех одинаковое время. Но кругом тишина. Проходит еще одна-две мучительные минуты.
— Черт возьми! Так может быть только в пехоте! — гневно произносит комбриг. На крупном, широком лице его забегали нервные желваки. — Запросите соседа! — приказывает он начальнику артиллерии бригады полковнику Иванкову.
