Показала песцу мордочку, а тот и рад — заскулил громче, тявкнул два раза, потом припал на передние лапы и пополз к ее кровати. А лисица вынырнула уже вся и, сделав быстрый круг по скомканному одеялу упала на живот, перекатилась на спину, потом был новый кувырок, набок, с него на другой, и пошла так кататься. Один бок, другой, а хвосту туда и сюда! И лапки вскидывала, и так и сяк! А самец аж всхлипнул, вскочил на ноги и закружился, как за хвостом погнался. Сам же все ближе и ближе к самке подбирался. Она тоже косила на него глазом, но вроде как больше интересовалась передними лапами… А вот как он оказался уже на кровати и совсем рядом, поднырнула ему под брюхо и рыжей молнией соскользнула на пол. Ну-ка, догони! И шмыг к двери!
А там, сама того не ожидала, видно совсем заигралась, и голова совершенно отказала, встала в характерную стойку. Но вдруг неведомая сила ухватила за холку и вздернула высоко в воздух. Подняла и с силой тряхнула, что зубы клацнули. И сверху смотреть лиса стала, и ей показалось, что та же сила ударила погнавшегося за ней песца в грудь. Он при этом с утробным рыком, смешавшимся с визгом, отлетел назад на несколько метров. Но быстро пришел в себя и бросился снова, и опять получил удар, от которого кувырком пролетел высоко и грохнулся в угол комнаты. Снова встать попытался, рыча, да воздух сотряс иной, более мощный рык. И раздался он где-то, над самой головой лисицы, был грозен до ужаса, от которого у нее поднялись все шерстинки на обвисшем теперь теле.
— Успокоились?! — Не спрашивал — рычал голос Гансбери. — Порвать бы вас в клочья! Демоны вас забери! А, ну! — И сделав несколько шагов к песцу, сгреб и его за шкирку. — Я тебе зубы вышибу, еще раз оскалишься, идиот! Жить надоело?! Легко тебе кончину устрою! Уже утром!
С этими словами он выкинул понурившегося зверька в коридор, и с такой силой швырнул, что тот врезался в стену, завизжал, как резаный, и сполз тряпкой на пол. После этого дверь захлопнулась, и Арья не могла больше ни видеть, ни слышать, что за ней происходило. Да и не до того стало, так как догадалась, что пришло теперь время расправы над ней. А тут ее, и правда, снова тряхнули, как взболтали, и в полет отправили. Но не в стену, а на кровать. Опуститься получилось на лапы, и скорее в дальний угол забилась. Нестерпимо захотелось обернуться в человека, да страх парализовал. А потом уже сообразила, что предстала бы тогда перед Гансбери голой, раз ее ночная сорочка валялась рядом у стеночки. Что делать не знала, поэтому просто замерла и дыхание затаила.
