— Не хочу вилять больше. Устала. Я к тебе виляла ведь… В мыслях… Все это время. Не рассказывала Богдану, что… Что мы видимся. Про параплан не рассказала. Вела себя, как… Ужасно, — каяться стоило бы не перед Стасом, но Даше нужно было признаться в этом именно ему.
— Все совершают ошибки, Дашка. Главное, успеть вовремя их исправить.
— А это было вовремя?
— В какой-то степени. По крайней мере, не слишком поздно…
Даша задержалась взглядом на лице Стаса, сейчас не смущаясь, не боясь, что засечет и увидит там что-то такое, что не должен был… Сегодня с плеч падали гора за горой — груз недоговоренностей, груз незнания, груз невозможности признаться в чувствах. И на какое-то время стало легче. Главное, не думать о том, что завтра утром будут новые горы, но пока… Можно позволить себе просто наслаждаться. Внезапной идеальностью, родившейся на пепле.
Стас, возможно, не ожидал, что Даша встанет, заставит его руку поднять, устроится на коленях, обхватит шею, уткнется носом в щеку опять, чуть проведет — по колючей коже, потом губами коснется… Не ожидал, но против не был.
— Мы можем себе позволить только пить чай или спать, Носик, — он вроде бы хмыкнул, сам же нырнул рукой под футболку, щекоча пальцами живот, поднимаясь к груди, сжимая.
— Не хочу чай, — Стас голову повернул, Даша сама к губам потянулась. Коснулась, пробуя, потом еще раз, и еще, потом испытала приступ эйфории, когда не она сделала первый шаг, а он — заставил губы разомкнуть, целуя уже по-взрослому. Возможно, для кого-то это ровным счетом ничего не значило, а для Даши… Позволяло немного поверить в то, о чем он просил, говоря: «учись чувствовать»… И она чувствовала. То, что хотела.
Упоительный поцелуй на кухне с тем, кого любила всю сознательную жизнь. Его руки на теле. Где захочет, где посчитает нужным. Ее — на затылке. И за спиной будто снова растут крылья. Такие, как во время их полета. С пятиметровым размахом, сильные, мощные…
Такие, что не улыбнуться у Даши просто нет сил. И не оторваться, в глаза не заглянуть пылающим взглядом.
— Что? — и еще сильней, когда Стас задает вопрос, и тянется опять к губам, не больно-то заботясь о том, чтобы получить ответ.
— Я птица, Стас…
— Птица… Только не улетай, пожалуйста…
И в тот самый момент, когда обухом по голове стучит осознание — впервые в жизни не нужно одергивать себя, запрещая искать в его словах глубокий, интимный, чувственный смысл, крылья становятся еще более сильными. Кажется, их хватит на двоих.
