Не понимать, что делать со своей жизнью — это будто попасть в ловушку, биться о стены, холодея от осознания, что двери-то нет.
И в то же время понимать… Отчетливо до невозможности… Что продолжать так, как было раньше — не можешь.
Что замуж не выйдешь. И не потому, что любишь другого, а потому, что того не любишь…
Даша сняла кольцо, положила на обеденный стол, отошла… Смотрела на него и осознавала, что снова надеть не сможет.
Утром еще все хорошо было. Утром еще работала схема «отмахнуться от сомнений», а теперь… Мосты горят, а люди, оставшиеся на той стороне, даже не знают об этом.
Стас приехал быстро. Куда быстрей, чем Даша ожидала. Настолько, что она не успела одуматься, набрать и отменить приглашение.
Он позвонил, Даша сорвалась в коридор, сначала открыла дверь в подъезд через домофон, потом с замиранием сердца ждала, когда в дверь позвонит. Ждала, но все равно вздрогнула, отщелкнула все замки, пожалуй, резковато за ручку на себя дернула, увидела его… Вдохнула… Выждала ровно секунду, а потом не справилась — уткнулась лбом в грудь, пальцами смяла футболку, разрыдалась.
— Тише… Ты чего, Даш? Тише… Что случилось? Тебя обидел кто-то? Тебе больно сделали? Тише, Носик…
Даша рыдала, с каждой секундой все плотнее вжимаясь с ту самую грудь, из-за которой у нее сейчас так много проблем, так тяжко на душе, так яростно свою разрывает. Стас же умудрился в квартиру зайти вместе с ней (как оказалось — босой ступившей на лестничную клетку), дверь за собой закрыть, застыть посреди коридора, задавая вопросы тихим голосом, по голове гладить, вряд ли ожидая ответов, пока не успокоится.
— Ну чего ты? Носик… Совсем расклеилась…
И пусть Стас говорил почти теми же словами, что Богдан в машине, но те злили, а эти будто все новые и новые слезоточивые каналы отвинчивали.
* * *
— Миша растрепал Артёму, что мы летали, — первое, что Даша выдала хриплым из-за рыданий голосом, когда слезы немного высохли. Чем, кажется, очень удивила Стаса.
Он долго просто ждал, пока выплачет неведомое ему горе. Она же пользовалась терпением, как могла. Рыдала и рыдала. Чуть успокаивалась… А потом опять накрывало — еще горше. Теперь же… Было легче. И стыдно. Очень.
Даша сидела за все тем же обеденным столом, по центру которого лежало кольцо. Стас стоял к ней спиной, заливал в чашки чай.
Видеть его на своей кухне, спрашивающим — где пакетики и какой она будет, было более чем странно. Еще и ночью. Еще и такого спокойного, когда у самой глаза опухли, руки холодные, на душе пусто…
