В самый завтрак к нам на подворье забежал божий человек, голый, в одних драных портках, на шее у него, на цепи, висят замки, подковы и крест чугунный. Матушка взглянула на него,- вся в лице переменилась и положила ложку. А божий человек смеется, морщится, шею вытянул - и начал топтаться, как гусь, забормотал:
- В Угличе-то кого зарезали, а? Знаете?.. Его же, м ныне его зарезали, сам, сам видал,- вот она.- И протягивает тряпочку, всю в крови.- Понюхайте, не жалко, царская кровушка медом пахнет... А когда еще раз, в третий раз, резать-то его станете, опять меня позовите...
Матушка, смотрю, цепляется ногтями по столу и повалилась на скамейку. Спрыснули ее с уголька, она вскинулась.
- Царя убили! - кричит.- А вы тут ложками стучите... Идем, идем скорее,- и тащит меня за руку из-за стола, и мы побежали в город.
В Боровицкие ворота нас не пустили,- в воротах и у моста через Неглинную стояли казацкие воза, кони у коновязей, кипели котлы на кострах, казаки кричали с того берега:
- Поляки причастие из Успенского собора выкинули... Из Чудова монастыря мощи выкинули... Весь народ будут в польскую веру перегонять...
Вдоль Неглинной бежали люди,- крик, давка, визг бабки... Смотрим,сбились в кучу: бьют кого-то. Выскочил из кучи поляк, отбивается саблей и прыгнул в Неглинную, поплыл. С той стороны казаки бьют по нему из ружей.
Добежали мы до Красной площади, и здесь толпа понесла нас вдоль стены к Василию Блаженному. Все маковки его, алые, зеленые, витые, так и горели на солнце. Звонили колокола тревожно, гудел Иван Великий.
В толпе докатились мы до пригорка,- Лобного места,- кругом него теснился народ, молча, без шапок. На Лобном месте, на дубовой лавке, лежал голый человек с раздутым животом, нога левая перебита, срам прикрыт ветошью, руки сложены на пупе, а лица не видно,- на лицо надета овечья сушеная морда - личина.
- Кто это лежит, кто лежит? - спрашивает матушка.
Ей отвечают многие голоса:
- Царь.
- Русский православный царь лежит.
- Не царь, а расстрига, вор...
- Нет, это не он, ребята, лежит.
- Господи, помилуй!
- Он много тощее, а этот - плотный...
- А он где же? - Он ушел...
Из толпы к Лобному месту выбивается человек, всходит к мертвому телу,гляжу: опять это Наум. Рот у него разбит, глаз и щека в крови, волоса растерзаны.
- Вот вам крест святой,- закричал Наум и перекрестился на румяные главы храма,- этот на лавке лежит: царь Димитрий, расстрига, вор... Мне верьте... Я кровь за него проливал, будь он проклят... Его мало мучили... Надо еще мучить...
