— Нам нужна помощь.
Косонен посмотрел на костёр. Пламя умирало, облизывая почерневшее дерево. В углях каждый раз рождаются новые краски. А может, он каждый раз забывает.
Он дотронулся до руки Марьи, едва плотной, как мыльный пузырь.
— Хорошо. Но не надейся, что я помогу тебе за так, по старой памяти.
— Проси, что хочешь.
— Я беру недорого, — сказал Косонен. — Мне нужны только слова.
* * *
Кантоханки — наст, выдерживающий лыжника и медведя — искрился под солнцем. Косонен тяжело дышал: даже под уклон угнаться за Отсо непросто. Но при такой погоде скользить на лыжах по синим теням деревьев, почти без трения, под свист снега, было просто упоительно.
Сижу сиднем, подумал он. Давно было надо съездить куда-нибудь — просто так, не потому, что кто-то просит.
После полудня, когда солнце уже катилось вниз, они добрались до железнодорожной ветки. Два металлических рельса шли по щебёнке сквозь голый вырез в лесу. Косонен снял лыжи и воткнул их в снег.
— Прости, но тебе со мной нельзя, — сказал он Отсо. — Город тебя не впустит.
— Отсо — не городской медведь. Отсо ждать Косонен. Косонен достать небесный гость, идти назад. Потом мы пить.
Косонен потрепал медведя по шее. Ответный тычок носом в живот почти сбил с ног. Потом Отсо фыркнул, развернулся и поплёлся в чащу. Косонен выждал, пока его спина не скроется между одетых в белое деревьев.
Он трижды через боль засовывал пальцы в горло, и только на третий раз наносемя Марьи вышло. Теперь во рту горчило. Только так можно было спасти нежное семя от чумы — его проглотить. Косонен обтёр его снегом. Прозрачная безделица размером с грецкий орех, гладко-скользкая и тёплая, напоминала об игрушках, что выплёвывали торговые автоматы в супермаркетах детства — пластиковых сферах с сюрпризом внутри.
Он бережно положил семя на рельсы, обтёр рвоту с губ и прополоскал рот водой. Потом осмотрел добычу. Марья знала, что он не станет читать инструкцию по эксплуатации, и таковой не снабдила.
— Сделай мне поезд, — сказал он.
Ничего. Может быть, оно читает мысли, подумал он и представил себе поезд. Пыхтящий старый паровоз. Опять ничего, только темнеющее небо ясно отражается в стеклянистой поверхности. Ну, Марья всё делает неспроста. Её подарки всегда полны смысла. Под волчью шубу забрался весенне-зимний холодок, — вот что значит стоять без движения, — и Косонен попрыгал на месте, потёр руки одна о другую.
С движением пришла мысль. Он нахмурился, глядя на семя, и потянул из кармана блокнот. Пора опробовать другой дар Марьи — или аванс, как посмотреть. Косонен написал строчку, две, и слова запрыгали в голове, как вышедшие из спячки зверята. Он закрыл блокнот, кашлянул и заговорил.
