— Так вот зачем я здесь? Ты хотел показать мне это?
— Нет, — улыбнулся Эса. Его каменные глаза вдруг помолодели. — Я хочу познакомить тебя со своей девушкой.
* * *
У квантовой девушки были золотые волосы и глаза из света. И множество лиц, как у индийской богини. Она грациозно подошла к причалу. Летний вечер Эсы вокруг неё давал трещины, из разломов в коже проблескивали нездешние цвета.
— Это Сядэ, — сказал Эса.
Она взглянула на Косонена и заговорила. Бульканье, суперпозиция слов, все возможные приветствия сразу.
— Рад познакомиться, — сказал Косонен.
— Они правильно поступили, сделав её, — там, наверху, — сказал Эса. — Она живёт во многих мирах одновременно, мыслит кубитами. И она хочет быть в этом мире. Со мной. — Он нежно коснулся её плеча. — Она услышала мои песни и сбежала.
— Марья говорит, она упала.
— Говорит то, что вложили ей в уста. Они не любят, когда срываются их планы.
Сядэ издала звук — как перезвон стеклянных колокольчиков.
— Файрвол всё сжимает и сжимает нас, — сказал Эса. — Так он устроен. Будет всё замедлять, пока мы не умрём. Сядэ здесь неуютно, слишком тесно. И ты её увезёшь — пока ещё есть время. — Он улыбнулся. — Лучше ты, чем кто-то другой.
— Это несправедливо, — сказал Косонен. Он прищурился на Сядэ. Яркая — аж глазам больно. Но я-то что могу сделать? Я всего лишь кусок мяса. Мяса и слов.
Он ухватился за мысль — шероховатую, как сосновая шишка. Но внутри зрело семечко.
— Вы так и проситесь в поэму, — сказал он.
* * *
Косонен снова сидел в вагоне и смотрел, как мимо плывёт город. Было раннее утро. Восход сообщал городу новые оттенки. Пурпурные тени, золотые, янтарные цвета. В висках стучала усталость. Всё болело. Поэма тяжело лежала в голове.
Над куполом файрвола растопыренной бриллиантовой пятернёй висела гигантская морская звезда. Дрон небесного народа. Наблюдает.
Прилетели посмотреть, что случилось, подумал он. Ну, смотрите.
На этот раз он приник к файрволу, как к другу. Снова захлестнула щекочущая яркость. И снова глубоко внутри неё возник суровый страж. Он молчал — он изучал, искал то, чему не место вовне.
Косонен отдал всё.
Первый раз, когда понял, что написал что-то стоящее. Разочарование, когда осознал, что в маленькой стране поэт — не велика птица. Стопки дёшевых оттисков первого собрания сочинений, пылящиеся по книжным лавчонкам. Ревность, что почувствовал, когда Марья родила Эсу — разве сравнится с этим рождение слов? Снег, следы лося, его глаза перед смертью.
