В-третьих, Аттали, ошибочно считая рынок всесильным, не обращает, как ни странно, никакого внимания на то, чем тот действительно силен. В описанной выше концепции все страховые компании как будто действуют по единому плану, спущенному откуда-то сверху. На самом же деле они конкурируют между собой. И компании, предлагающие своим клиентам тиранические условия, скорее всего, обанкротятся первыми. Люди предпочтут платить взносы тем структурам, которые оптимальным образом сочетают страхование с уважением к личности клиента. Возможно, с точки зрения рыночного фундаментализма такие толерантные компании будут менее эффективными, однако на практике, а не в теории, выживут именно подобные структуры.
И, наконец, в-четвертых, Аттали, похоже, смешивает либералов, стремящихся к свободному рынку, с анархистами. Либералы (или, согласно американской терминологии, либертарианцы) обычно являются сторонниками сильного демократического государства, но хотят сделать его маленьким [Боуз 2004: 18-22]. Они предлагают государству сосредоточиться на выполнении таких важных функций, как гарантирование свобод, личной безопасности человека, прав собственности, выполнения контрактов, конкуренции, тогда как анархисты отрицают государство вообще. Аттали пишет: «Победа рынка над демократией создаст беспрецедентную ситуацию: рынок без государства. Все теоретики сходятся во мнении, что основными чертами такого рынка будут образование картелей, неполное использование производственных мощностей, финансовые спекуляции, безработица, непроизводительный расход природных ресурсов, расцвет теневой экономики и власть криминальных авторитетов. Так было в Китае в 1912 году, в Сомали — в 1990 году, в Афганистане — в 2002 году и в Ираке — в 2006 году» [Аттали 2014: 200]. Однако в реальности все эти «модели» возникли в результате анархии, то есть распада государства, обессиленного внутренними конфликтами, а вовсе не из-за победы сторонников рынка. Не только либералы, но даже редкие ныне теоретики анархизма не считают своим идеалом Ирак или Афганистан.
Таким образом, вряд ли концепцию Аттали стоит рассматривать в качестве «истории будущего». Интереснее обратить внимание на книгу «Конец истории и последний человек» Фукуямы, которая широко обсуждалась в последнее десятилетие XX столетия.
Заявляя о конце истории, американский исследователь эпатировал публику и получил соответствующий результат. С одной стороны, его книга (первоначально существовавшая в виде журнальной статьи) стала бестселлером и привлекла огромное внимание. С другой — подавляющее большинство комментаторов (в частности, среди россиян), по всей видимости, ее даже не открывало. Фукуяму стали ругать за то, что он, мол, предвещал конец истории, тогда как в мире происходят все новые и новые события, а значит, история продолжается.
