Я замолчала пережёвывая имя брата, понимая… что сказала его чуть ли не впервые просто в разговоре. Имя выскользнуло и зависло в воздухе, парализовав меня. Оно, будто живое, дышало и подрагивало, спрашивая: что дальше? Что дальше? Теперь я буду легко его произносить? Почему? Потому что когда-то так же страшно было моему брату. Моему пятнадцатилетнему старшему брату было страшно, а мне восемнадцать. Я старше, умнее и нет…
— …Я даже не знаю, кто я, — шепот был пугающе жалким, опять. Всё это делало меня жалкой, а я хотела прекратить всё. — И кто ты… Кто ты? Ты работаешь, да? Ты… ты п**дец какой взрослый! Тебе блин… на семь лет больше.
— Тише. Тише!
— Нет!
Мы сидели в машине на парковке, и мне вдруг показалось, что я тут не к месту. Я не должна сидеть справа, рядом с почти-мужчиной, я не должна быть ему под стать, не должна быть тут на правах чьей-то женщины и чьей-то матери. И этот липкий ужас от моей неуместности покрывал всё тело, и снова по ногам бежали мурашки-муравьи, только теперь мне пояснили, что этого нужно опасаться. Объяснили, что нужно следить за всем, за моим вмиг оказавшимся бракованным организмом, нужно пить какие-то таблетки, нужно идти к эндокринологу. Нужно брать какие-то талоны.
В пять в среду врач.
К восьми утра анализы.
Кровь, моча.
Перед этим не есть, не пить.
Тут прийти, забрать талон в регистратуре, а за этим заехать завтра к шести.
— А-а-а-а! — Мой вопль должны были услышать все вокруг, я не верила в то, что происходит, и ты устало потёр лоб, потом всё лицо ладонями и кивнул.
— Прости.
— Ничего, — шепнула я, успокаиваясь. — Не буду тебя винить… Я не умнее. Может, маме моей… только не папенька.
— Почему мама?
— Потому что, видимо, девочки в беде идут к мамам… Отвези меня, пожалуйста, к ней.
— Хочешь, сам Маню заберу?
— Хочу.
Глава 16. Верните мой 2008-й
Мы с твоим отцом поговорили.
Всё хорошо. Он ничего не знает.
Он нормальный, не торопись домой
Я дрожащими пальцами заблокировала телефон и подняла на мать покрасневшие глаза. Она смотрела на меня пристально, но казалось, что не видит. Не видит. Мы плакали, и она говорила, какая я плохая и двадцать минут уверяла, что аборт — грех. А я хотела к тебе.
— …Ты наворотила дел. Господи, что мы будем делать?.. — мама раскачивалась из стороны в сторону, как будто была в трансе. — Что делать… Да, мне придётся уйти с работы. Придётся, конечно… Нет, мы не сможем отмолить… не сможем. Ну конечно, он не женится на тебе, что за глупости?.. Серёжа, Серёжа… Если мальчик, Серёжей назовём. Ну ничего, поднимем, воспитаем. Всё будет. Всё устроим. Бог не даёт просто так… Бог тебя наказал, он хочет, чтобы ты так грехи отмолила...
