— Я инструктор по йоге.
— Такая вредина и колючка учит гармонии и спокойствию? — его брови ползут вверх. Он знает, что цепляет меня.
Как же горько, что забудет это! Забудет! Забудет!
— Забудешь! — говорю вслух, и он взглядом спрашивает, о чём речь.
— О чём?
— О том, какой ты бесячий нахал, — отвечаю ему и притягиваю к себе за край футболки. — Хочешь историю? — моя смелость не знает границ, но он меня, пожалуй, убедил, что я могу ему доверять. — Однажды мы занимались сексом на этой лавочке.
Он рад, он заинтригован и, сдерживая улыбку, кусает губу, а потом согласно кивает, мол, я мог. Я мог. И смотрит на меня так, будто сейчас продемонстрирует как.
— Мы сидели тут. На этой лавочке, только ты был по другую сторону. В этих ужасно ухоженных кустах. И я была в платье, а ты вот так же в футболке и джинсах, и наглости тебе было не занимать.
— Дай угадаю, я тебя поцеловал?
— Ни разу. Поцеловал ты меня позже, в квартире, а тут на лавке ты только действовал.
— И как это было?
— Быстро, — шепнула я, приблизившись к его губам так, чтобы помада отпечаталась.
— М… не лучший комплимент.
— Поверь, это того стоило.
— А ещё?
— Что ещё?
— Где ещё?
Я стала вспоминать. Я поняла, что всё могу вспомнить. Он же мог уломать меня везде. И машина — для слабаков, это почти норма. Мы могли оставить Соню с папой и под предлогом поездки за смесью “перепихнуться” в тачке на безлюдной обочине. Был период, когда в машине всегда лежала пачка гигиенических салфеток, и мы смеялись, когда кого-нибудь подвозили, потому что боялись, что где-то забыли бельё или что-нибудь сильно компрометирующее. Мало ли. Мы осквернили подъезд и бесстыдно поднимались потом в таком же осквернённом лифте домой.
Открытый балкон — не проблема.
И не вылезти из постели весь день.
И как же было иногда сумасшедше круто просто проснуться и понять, что нам никуда не надо.
Я выныриваю из воспоминаний, не понимая, вслух это всё бормотала или про себя. Выныриваю и понимаю, что его губы касаются моих ключиц, и он держит мою талию дрожащими от нетерпения руками. Он хочет обнимать крепче и без мешающей ему рубашки.
— Ты об этом пожалеешь, — качаю головой, а он кивает. — Ты всё вспомнишь и пожалеешь.
— Тогда тебе это зачем? — спрашивает он, и слова поют на моей коже.
— Сама не знаю. Ты заставил меня взять паузу и многое вспомнить.
