Орган издал первый судорожный вздох, Катерина вздрогнула и открыла глаза, и тут же их закрыла.
Не нужно ничего видеть. Нужно только слушать, может, так музыка окажется понятной, дойдет до сознания, а не проскользнет мимо, как чаще всего бывало.
И стоило органисту заиграть, как Катерина почувствовала: на сей раз все сложится иначе.
Инструмент не просто издавал звуки, повторяя какую-то классическую мелодию, название которой сейчас не имело абсолютно никакого значения. Он говорил – говорил глубоким, древним голосом, он рассказывал, он убаюкивал, он поднимал с колен и оставлял в покое; он ловил ветер и шумел им в сосновых кронах. В этой музыке, в разговоре органа Домского собора, оказывается, содержалось все: и витражи в окнах церквей, и сладкие запахи из-за дверей кондитерских, и старинные флюгера на шпилях. Раньше петушки были другими, рассказывал Даниил; одну сторону у них красили в черный цвет, а другую золотили. Если ветер дул с суши и препятствовал парусным судам, петушок поворачивался черной стороной к заливу, и корабли дрейфовали там, пока не менялся ветер; тогда петушок показывал золотой бок, и, словно белокрылые птицы, парусники слетались в гавань. В порту толпились люди, вечно стоял гвалт, торговали рыбой, глиняной посудой, вышитыми поясами. Девушки носили бусы из необработанного янтаря, улыбались юношам, закалывали расшитые пледы специальными фибулами, которые здесь называются «сакта». Вились узоры по краям платьев, во время праздников народ танцевал вокруг костров, и здесь смеялись, плакали, горевали и радовались, как и везде на земле. Орган рассказывал и об этом.
Катерина не знала, как это можно сделать – играя по нотам мелодию, вложить в нее не только свое желание исполнить как можно лучше, не только мастерство и голос старого инструмента, но и самую настоящую любовь.
Музыка говорила о любви.
Когда-то давно Катерина услышала высказывание, что не стоит искать в спутники жизни хорошего человека – надо искать того, рядом с кем ты сама становишься лучше. Для нее всегда был только один такой мужчина – Даниил. Два дня, проведенные рядом с ним, подействовали на Катерину подобно живой воде. Впервые за последние годы, особенно после смерти мамы, хотелось жить. Для начала – просто ходить по земле, говорить, смотреть, слушать. Катерина не страдала в своей крепкой ореховой скорлупе, но надо иногда выглядывать из нее наружу.
Рядом с ним ей хотелось становиться еще лучше, еще, еще, еще, – а так как нет предела совершенству, процесс займет долгие годы, если не всю жизнь. Конечно, теоретически, потому что Катерина полагала, будто после рижского отпуска Даниила больше не увидит.
