Практически со стопроцентной уверенностью могу сказать, что хорошо целующийся мужчина - это умелый любовник.
Сегодня я не ночую дома.
Мы торопливо поднимается на нужный этаж, кажется, третий, а у квартиры без номерка снова начинаем целоваться. Несколько шагов назад, как в танце, и я оказываюсь в тепле и темноте его жилища.
Позади нас захлопывается входная дверь, и я остаюсь один на один со своим приключением.
Он не глядя расстегивает пуговицы на моей блузке, а снимая ее, заводит мне руки за спину так, что я выгибаюсь ему навстречу.
Его поцелуи все ниже, уже под бюстгальтером, который он, впрочем, не спешит с меня снимать - его касания я чувствую даже через кружево.
Подталкивает меня вперед, пока я не упираюсь бедрами в стол. Или тумбочку. Или черт его знает что. Опираюсь о столешницу ладонями и опускаю голову, с каким-то маниакальным восторгом наблюдая, как мужчина, имени которого я не знаю, целует мою грудь.
- Я хочу жёстче, - собственный голос будто звучит со стороны - чужой, расслабленный, но требовательный и настойчивый.
Мой любовник вскидывает голову и, хищно скалясь, произносит.
- Как вам угодно, мэм.
Я рискую. Но меня возбуждает сила этого человека.
А я хочу силы. Я в ней нуждаюсь.
Этот мужчина не знает моего имени, но понимает, что мне нужно. В одно движение переворачивает на живот, рывком задирает юбку и, сжав мои бедра, входит так резко, что срываюсь на крик. Он не медлит, не осторожничает, не задает жалких вопросов: "Тебе хорошо? Тебе не больно?"
Сейчас меня возбуждают даже собственные крики. Сейчас я, изгибаясь и цепляясь пальцами за гладкий стол, принадлежу только этому человеку.
Мой любовник, не сбавляя темп, кладет ладонь мне под живот и, другой рукой нажимая на поясницу, заставляет подняться на цыпочки, вскинуть бедра навстречу его резким, не щадящим меня, движениям. Теплая ладонь скользит вдоль живота, к самой чувствительной сейчас точке моего тела. Я вскрикиваю от обжигающего прикосновения, и одно-единственное движение запускает такую мощную волну наслаждения, что я содрагаюсь всем телом, не слыша собственного громкого, протяжного стона. Мой партнёр прижимает меня к столешнице, и я делю с ним время безоговорочной эйфории и вышибающий дух и разум оргазм.
На эти мгновения мой мир наполнен яркостью до краев. Но вспышка меркнет, а на смену ей, минута за минутой, одежда за одеждой, приходит серая, обыденная, привычная пустота.
Мы расстаемся, так и не узнав имен друг друга.
