Первые холода также запомнились мне тем, что они лишили меня еще одного брата. На этот раз Мака.
Люди, которые следили за нами на протяжении всей нашей жизни, знали о том, что мы поменяли место жительства и часто ходили нас навещать к гаражам. Да и мы сами не оставались без постоянных пробежек в сторону близлежащих домов. Все таки это была и наша территория, которую мы охраняли от других собак. Но и тех было не так много. Чаще всего это были собаки, живущие в домах. Так называемые домашние. Первое время вся наша семья преследовала их прогулки, но со временем мы поняли, что домашние не несут никакой угрозы нашей территории, потому что они являлись собственностью человека, к которому они были прикреплены.
Теперь, с приближением холодов, мы все чаще стали бывать у домов, пока однажды один из людей, который подкармливал нас, вышел из серого высокого здания и не надел длинную полоску на шею Мака. Он быстро прокрутил другую сторону веревки себе на руку, а второй поднял брата. Помню, как сестра начала прыгать передними лапами ему на ноги, пытаясь узнать зачем он это сделал и куда несет Мака. Проводив таким образом человека до подъезда, мы так и остались втроем дожидаться чего-то, пока не понимая, что самый прожорливый брат отныне на высоко поднялся по положению. Теперь он стал домашним псом, которому уже не страшна будет жизнь на улице, а кормежка всегда будет приходить по расписанию. Я до сих пор считаю, что ему повезло больше всех нас, включая мать. Наверное, его судьба именно так и сложилась. Стать счастливей, пробить себе дорогу к настоящей жизни, которую ты не будешь тратить на пропитание.
А когда мать вернулась со своей обыкновенной прогулки, то уже не застала своего толстого сына вместе с нами. Она практически сразу ушла на его поиски, обнюхав каждый сантиметр где он был до того, как его унес человек, проследив за нашим запахом до самой двери подъезда. Но зайти внутрь было практически нереально.
Он вернулся к нам через несколько недель, когда мы уже давно смирились с постоянным инеем на траве. Вкусно пахнущим, немного похудевшим, утратившим свою неповоротливость. Как мне показалось, он даже стал намного выше чем был. Но в этот раз он не был свободным — на его шее находился все тот же предмет, который окаймлялся около груди и тонкой струйкой лился до человека. Больше мы не видели его в одиночестве, он всегда являлся дополнением к человеку, но зато знали, что он жив и, судя по его состоянию, счастлив.
