– Э… ну, я… – всерьез задумалась я над своими планами. Ренрих, наконец, оглянулся. Взгляд у него был совсем другой. Уверенности, что ли, прибавилось. Хотя филин все так же сидел заснеженным комком на заборе.
– А что, собственно, происходит? – уточнила я, подходя ближе.
– Вилку дай, – вместо ответа подбросил интригу Ренрих. Я достала из выдвижного шкафа вилку, протянула ее мужчине. Он благодарно что-то угукнул в ответ. Потом принялся методично взбивать яйцо с молоком. Еще поперчил, залил картошку. Мой желудок нервно высказался в том смысле, что пахнет-то вкусно, но как этот перец с картошкой переваривать?
– Жарочный шкаф, – сказали мне.
– Чего? – я не сразу поняла, что он имеет ввиду духовку.
– Открывай, – Ренрих подхватил сковороду прихваткой за край.
Я поспешно распахнула духовку и Ренрих отправил туда свою ношу. Удовлетворенно кивнул.
– Как думаешь, сколько времени нужно, чтобы запеклось? – спросил мужчина.
– А ты не знаешь?
– Откуда?!
– Ты так уверенно готовил, что я решила…
– В книге все доступно написано. Только последний этап какой-то размытый. Запеките и все.
– В какой книге?
Ренрих кивнул головой. Я оглянулась и только теперь увидела раскрытую книгу большого формата. Странно, что она раньше не попалась мне на глаза.
– Рецепт номер шестьсот девяносто девять, – подсказал Ренрих. – Картофель, запеченный с яйцом.
Я закрыла книгу, рассматривая светло-зеленую обложку с выгравированной золотистой надписью «Кулинария» в вычурной рамке. Ниже была выдавлена цифра «1960». Да эта книга старше меня!
– Я чай на еловых ветках заварил, – добавил Ренрих, видимо, чтобы окончательно меня добить.
А ведь для выпускника продвинутой технологической эпохи он неплохо справляется с… хм, примитивным существованием. Печку вот освоил, догадался еловые ветки в чай запихать. Картошку запек по рецепту… интересно, он наугад книгу открыл или всю прочел? Для ознакомления, так сказать, с малознакомой областью знания…
– Откуда ветки взял? – деловито спросила я.
Ренрих указал большим пальцем через плечо в сторону окна. Ага, выходил из хижины, значит. Заливал-то, что не может!
– Наблюдатель все еще там, – заметила я.
– А я за ограду не выходил, – пояснил мужчина.
– Понятненько, – протянула я, хотя ничего мне было не понятненько. – Так что это?
– Благодарность, – поразмыслив, решил Ренрих.
– Вот как?
– По крайней мере, предполагалась именно она. Просто… ты права, я вел себя неподобающе.
Настроение было все еще пакостное, хотя постепенно мрак рассеивался. Невозможно злиться, когда так пахнет едой и так тепло… Поэтому первый порыв съязвить быстро угас. Я просто промолчала.
