"Папа, мне страшно... Ведь не днями исчисляется период, который предшествовал завтрашнему дню, а годами. Я так не боялась, когда была практика у Чейни, когда ассистировала доктору Хантер по удалению макроаденомы гипофиза, и там был уже подросток, тринадцатилетний... Да и удаление было произведено эндоскопически, а здесь будет краниотомия. Как не бояться?»
«Все боятся, Хоуп, и чем больше, тем лучше, по моему мнению, - Альберт помнил каждое слово, которое он произнес вчера дочери. - Пусть тебя трясет, колотит, пусть сомнения одолевают, это все нормально. У меня тоже так было, да и сейчас, в особо тяжелых случаях бывает.»
«Но у тебя не дрожат руки. Сколько раз я наблюдала с остальными студентами, через стекло смотровой операционной. Ни напряжения, ни нервоза, даже не потеешь.»
«Ты знаешь, что меня успокаивает...»
«Ах, да! Конечно... Ты молишься. Твоя вера, тебя ведет! Но у меня этой опции нет.»
«Эта опция есть у каждого. И если, ты так боишься, откажись от операции. Кэрол ее проведет.»
«Я не могу.»
«Почему?»
«Потому, что знаю, что могу помочь...»
«Наверняка?»
«Наверняка, никто не знает, но моя уверенность не беспочвенна и оправдана.»
«Может, доктор Хантер лучше справится?»
«Не лучше меня»
В голосе дочери уже звучала злость вперемешку с возмущением.
«Вот, в чем вера твоя... Ты веришь, что можешь помочь».
«Это другое....И как перестать бояться?».
«Узнаешь завтра. И это не «другое»... Это начало твоего собственного пути. Завтра поймешь, я тебе обещаю!»
Первая операция, которую провел Альберт Ванмеер, почти тридцать лет назад сопровождалась теми же сомнениями, что сейчас съедали его дочь. Да, что уж там кривить душой?! Даже сейчас, будучи с многолетним опытом за плечами, он каждый раз чувствовал трепет и нетерпение, любопытство и страх, только с годами игнорировать их становилось все легче и легче.
Альберт обнял Хоуп, а на душе скребли кошки, и слегка подмывало возмущение от того, что продолжительные отношения с Грегори Паундом, который решился сделать его дочери предложение руки и сердца, оборвались чуть меньше недели назад, по ее инициативе.
Непростой разговор пока не состоялся. Хоуп поставила отца в известность и наблюдала за его угрюмо сведенными бровями который день, ожидая, когда момент назреет, словно фурункул. Сравнение, как ни крути, самое удачное. Многое могло обойтись без участия слов, благодаря невероятному взаимопониманию, но, наверное, именно поэтому Альберт Ванмеер и чувствовал беспокойство, которое грозило перерасти в панику — ведь впервые за много лет, он не смог предвидеть подобного развития событий и его представления о натуре родной дочери дали трещину.
